Коллектив авторов - Страхослов (сборник)
– Не в привычном смысле этого слова. Это не грипп и не простуда, которую можно подхватить воздушно-капельным путем. Так что мы в безопасности. Чтобы мы заразились, нам под кожу должны попасть инфицированные клетки, как это было в вашем случае.
– Инфекция распространилась из-за пары замерзших волосков? – Я не хотела в это верить, но доктор, похоже, говорил серьезно. – Это просто волоски, волосы пожилой дамы. Они вообще не должны были проколоть кожу…
– При экстремально низких температурах материя может изменять свои свойства, – вмешался доктор Моргантау. – Жидкий азот, к примеру…
– Я проходила химию в школе, я знаю, как это работает. Но почему волосок не раскололся, как это происходит, например, с замороженной азотом розой?
– Не знаю. – В голосе доктора Нго слышались характерные нотки, которые прорезаются у человека, когда его перебивают во время важного разговора, а он сам слишком вежлив, чтобы велеть собеседнику заткнуться и выслушать его. – У меня не было возможности изучить пораженную ткань…
– Но волосок – это мертвая ткань, – опять перебила его я.
– Или другие образцы, – мягко продолжил он. – Но, осмотрев инфицированные ткани вашего тела, я уверен, что единственный способ спасти вам жизнь – это ампутировать палец. Коллеги солидарны со мной в этом вопросе.
Это слово зависло в воздухе. «Солидарны… солидарны… солидарны…» Так говорят в особых ситуациях, когда простого «согласны» недостаточно. Например, в ситуации, когда кому-то нужно ампутировать палец.
– Но почему? Что не так с моим пальцем? Да, в нем инфекция, но что это за инфекция?
– По сути, это похоже на обморожение. Фактически, это и есть обморожение. – Доктор Нго покосился на доктора Рамирес и Милли-Лу. – Обморожение той степени, когда ткани уже не подлежат восстановлению и их необходимо вырезать, пока не началась гангрена.
– Но как это возможно? – Я по очереди обвела врачей взглядом. Никто мне не ответил. – Это произошло несколько часов назад. Дэни вытащила осколки. Не просто выдернула их пинцетом, она их вырезала. Кстати, Дэни, как вы узнали, что поступить нужно именно так?
Девушка потупилась, ей явно было стыдно.
– Это связано с врачебной тайной, – ответил за нее доктор Моргантау. – Как ее начальник могу лишь сказать, что я на ее месте поступил бы точно так же.
– И вы не можете вылечить мой палец? – уточнила я.
– Сожалею, не можем.
По его виду я поняла, что ему действительно жаль.
– Потому что уже началась гангрена?
– Потому что она вот-вот начнется, – вновь взял слово доктор Нго. – И распространится на всю руку.
– Нам лишь нужно, чтобы вы подписали документы о согласии на операцию, – сказала мне доктор Рамирес. – Мы также хотели бы сохранить ампутированную ткань для проведения ее исследования.
Я взглянула на забинтованную руку, потом на капельницу. Наконец до меня дошло. В свое оправдание должна отметить, что препараты, которыми меня напичкали, были очень мощными.
– Если у меня обморожение, то какого черта вы охлаждаете мне ладонь? Такое ощущение, что у меня рука в коробке со льдом. И кстати, мне кажется, что тут около восемнадцати градусов.
– Вам холодно? – вскинулась доктор Рамирес.
– Нет, я себя хорошо чувствую. Что странно. Я должна была уже посинеть.
– Остужая вашу руку и, собственно, все ваше тело, мы сдерживаем распространение инфекции. Но это лишь временно. Необходимо провести операцию как можно скорее.
– Я не понимаю, – призналась я. – Как охлаждение пальца помогает противостоять обморожению?
– Есть такое старое правило о крайней степени обморожения – тело не считается мертвым, пока его не отогреют и не признают мертвым, – наконец вступил в разговор доктор Фунари.
Я ждала, что он как-то разъяснит смысл этих слов, но врач замолчал.
– И что это должно значить?
– При обморожении… – начал доктор Нго.
– Когда температура… – начала доктор Рамирес.
Но доктор Фунари жестом заставил их замолчать.
– Послушайте, девушка, ваше состояние – критическое, и чем дольше мы ждем, обсуждая все это, тем бо́льшую часть вашей руки нам придется ампутировать. Поэтому скажу вкратце. Ваш палец заморожен. Мы пытались отогреть его, но это лишь привело к ухудшению ситуации, поэтому мы опять его охладили. Оказалось, что это замедляет распространение инфекции, но процесс заражения остановился только тогда, когда мы обложили вам руку льдом. Но затем сработал синдром Льюиса – капилляры ладони расширились, пытаясь согреть руку. Поэтому нам пришлось понизить температуру вашего тела. Нам удалось снизить ее немного, но ваш организм сопротивляется этому и пытается отогреть вас. И когда это произойдет, ткани будут оледеневать и дальше, и в итоге ампутировать придется не только палец. Поэтому прошу вас, просто подпишите согласие на операцию и позвольте нам спасти вам жизнь – и по возможности, кисть правой руки.
– Не могу, – грустно ответила я.
– О господи, какого черта нет?! – возмутился он.
– Я правша. – При мысли об этом я содрогнулась.
Милли-Лу смогла подписать бумаги от моего имени в присутствии свидетелей (уж в свидетелях у нас недостатка не было). Я не захотела читать этот документ, да и потом даже смотреть на него не могла. Я отказывалась смотреть на забинтованную руку довольно долго – а когда повязку сняли, то смотреть на свою кисть мне не хотелось еще дольше.
Но трудно принимать физиотерапевтические процедуры не глядя. Как и привыкать к отсутствию указательного пальца. Физиотерапевт сказала, что намного сложнее приходится людям, лишившимся большого пальца, но я подозреваю, что она просто хотела меня подбодрить.
Пришлось долго переучиваться, чтобы начать писать хоть сколько-нибудь разборчиво, но, к моему удивлению, уже вскоре я стала печатать на машинке ничуть не медленнее, чем прежде. Конечно, это мало о чем говорило – я и раньше не очень быстро печатала.
Культя, оставшаяся от пальца, вскоре перестала действовать мне на нервы, но выглядела все равно ужасно, и поэтому я все ждала, когда же уже похолодает и можно будет носить перчатки.
Когда первого октября температура опустилась ниже нуля, я обрадовалась, но холодная погода держалась недолго. В начале ноября все еще было +20. И до самого Рождества так и не выпал снег.
Но после Нового года зима отнюдь не была мягкой, в феврале в основном температура держалась на отметке – 17 и ниже.
– Зато снежных бурь нет, – сказала Милли-Лу, когда я обратила на это ее внимание.
– И все равно, – настаивала я. – Мне кажется, это опровергает вашу теорию о том, что если летом люди замерзают насмерть, то зима будет теплой. Все это полный бред.
