Сергей Лукьяненко - Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник)
Копье в моей руке давно сломалось, разбитый щит пришлось бросить; кровь сочилась из десятка ран, но я с упорством загнанного кабана пробивался к маркграфу, орудуя коротким клинком. И тут что-то ударило меня сзади под колени, потом по спине, поперек, наотмашь. Ноги враз стали чужими, руки разжались. Я упал, зная, что больше уже не встану, но все же нашел в себе силы приподнять голову. Боги, это было так непросто! Но я был воином, франком, и, не имея возможности разделить с моими братьями смерть, должен был хотя бы увидеть их последний бой.
А их становилось все меньше и меньше. Рог уже молчал: Хруотланду требовалось все возможное дыхание, и хотя его левая рука повисла плетью, меч в правой продолжал собирать кровавую жатву. Вот страшный удар копья опрокинул маркграфа на спину, и враги торжествующе взревели. Но их радость была недолгой – Гуенелон, юный воин из свиты Хруотланда, выхватил чудесный клинок из уже мертвой руки господина. Хэй, боль раскаленными крючьями раздирала мое тело, из моего пересохшего горла вырывался лишь придушенный хрип, но, клянусь богами, я улыбался, глядя, как этот парень, сам весь израненный, рубит без разбора шкуры, кожи, дерево, мясо, кости, сталь, не подпуская васконов к телу господина!
Сказители бы написали, что этот последний бой длился еще много часов, что Гуенелон сразил сотню, две сотни, вовсе без счета врагов. Плюньте им в глаза! Я был там и, прежде чем милосердное небытие погасило свет в моих глазах, видел, как быстро все закончилось. Конечно, смельчака просто задавили числом. Меч в последний раз мелькнул – и исчез…
Глупые толстые летописцы, никогда не покидавшие безопасных стен своих келий, без тени сомнения утверждают: из всего арьергарда не уцелел никто. Так вот, они врут. Я уцелел! Я единственный. На моем теле тогда нельзя было найти живого места, я больше никогда уже не брал в руки оружия и до конца дней своих вынужден ползать медленнее черепахи, волоча за собой искалеченные ноги. Но я видел правду, а они – нет. Смерть почему-то отринула меня, и я видел, как вернулись войска короля, чтобы похоронить то, что осталось от нашего арьергарда. Мстить было некому: ограбив обоз и трупы и предав все остальное огню, васконы ушли. Но перед этим я видел еще кое-что.
Они лежали рядом – Хруотланд и Гуенелон, господин и слуга. Они лежали, а вокруг громоздились трупы друзей и врагов. И рука слуги, почти отделенная от тела, рука, на которой не хватало половины пальцев, каким-то чудом продолжала сжимать меч господина.
Кто-то остановился рядом с ними. Прозвучал повелительный голос.
Черноволосый васкон с заляпанной кровью бородой склонился над Гуенелоном и потянул за меч Хруотланда. Сначала со смехом. Потом молча. Потом с яростным рычанием.
И тогда я не выдержал и хрипло, еле слышно рассмеялся.
…Кто знает, почему они не прикончили меня? Должно быть, не сомневались в том, что я – не жилец. Хэй, да я и сам был уверен в этом и до сих пор не знаю, не почудилось ли мне все это. Закат, окрашивающий кровью все вокруг, как будто ее было мало и без того. Дрожащее над горами призрачное марево. Удаляющиеся фигуры, отягченные добычей и телами павших, которые они несли на щитах. Своих соплеменников и Гуенелона, так и не выпустившего рукояти меча.
– Очнись!
«Кто это»?
– Очнись же!
«Зачем?»
– Проклятие! Похоже, мой король, мы ничего от него не добьемся.
Разноцветное, смазанное пятно кружится перед глазами, в ушах странный гул. Голос – словно из другого мира. Что он говорит?
– Меч! Где меч?!
«Какой меч?» – хочу сказать я. «При чем тут меч?!» – хочу крикнуть я. «Разве за все мечи мира можно воскресить хоть одного из тех, кто лежит здесь?!!» – хочу завопить я.
И – не могу.
Прохладная влага на лице и губах. «Еще! Еще, ради всего святого!..» Но вместо этого я из последних сил хриплю:
– Гуе… Гуене… лон!
– Что он сказал?
– Кажется, он кого-то звал, государь. Какое-то имя…
– Гуенелон. Так звали одного из бойцов Хруотланда. Светловолосый молодой парень.
– Его тело нашли?
– Нет, ваше величество.
На мгновение – тишина. А потом – слово. Краткое и беспощадное, как удар, добивающий смертельно раненного:
– ПРЕДАТЕЛЬ!
Растерянность. Недоумение. Ярость.
«Да он в своем уме?! Что он говорит?! При чем тут предатель?!»
Рывок! Меня куда-то тащат на волокушах.
«Стойте, проклятые! Я должен сказать! Объяснить!»
До скрежета сжав зубы, отчаянно пытаюсь приподняться на локтях, и мгновенной расплатой – боль. Жаркая и очищающая, как огонь. Хотя даже в христианском аду не сыскать огня, который очистил бы меня от этого невольного преступления.
– …будь он проклят! – цедит сквозь зубы тащащий меня воин скары – личной гвардии короля. – Ни на земле, ни на небе не знать ему покоя! Ничего, дружище! Попомни мои слова: все вы войдете в историю, вас воспоют в сказаниях как героев, а он… Да всяк честный человек сплюнет, услыхав имя Гуенелон!
Гвардеец говорит что-то еще, но я этого уже не слышу: волокуши натыкаются на камень, и тело мое пронзает такая боль, по сравнению с которой меркнет все, что я уже испытал. А вместе с нею на меня нисходит Истина. Та самая, которую глупые толстые монахи, называющие меня лжецом и богохульником, не постигнут никогда, молись они хоть сто раз на дню. Которая – теперь я это знаю – не позволит мне умереть еще долгие годы. Которая, должно быть, станет последними словами, что я прохриплю, когда смерть наконец вспомнит обо мне:
– Сказанья врут! Врут, слышите, вы?! И история врет!
Святослав Логинов
ДАР ЛЮБВИ
Что его убили, люди Челиса не поверят: народ опытный и знают, с кем имеют дело. Зато они уверены, что сбили противника с дороги. Собственно, так оно и есть, Грац не захотел серьезной драки со смертями и увечьями и с дороги был сбит. Но это ничуть не помешает ему поспеть в город к сроку и вытряхнуть Челиса из штанов.
Убедившись, что погони нет, Грац остановился и прислушался. Простой человек своими беспомощными ушами может разобрать разве что звук голосов, пение птиц по соседству и гул ветра в вершинах сосен. Маг способен видеть, слышать и обонять за десятки верст, ему доступны кровожадные мысли росомахи и бесшумное дыхание рыси, скрадывающей добычу, чародей знает, где противник устроил на него засаду и что булькает в котле у трактирщика, ожидающего под вечер усталых гостей. Но, ощупывая магией окружающий мир, колдун выдает сам себя, поскольку соперники слышат его волшбу и знают, где он и чем занимается.
Есть еще один способ слушать, доступный знахаркам, травницам и лучшим из следопытов. У этих людей нет собственной колдовской силы, но чужое волшебство они чувствуют. Им знакома магия скал, текучих и стоячих вод, хитрости мелкого лесного народа. Боевые маги относятся к такому чародейству с презрением, а зря, потому что, когда надо остаться незамеченным, лучше нет тихих умений бывалых людей.
