Брэм Стокер - Дракула
– Вот дорога.
– Откуда вы знаете? – спросил я.
– Как же мне не знать? – ответила она и, помедлив, добавила: – Разве Джонатан тут не ездил и не писал об этом?
Сначала мне это показалось странным, но вскоре я заметил, что других дорог не было. Дорога не разъезжена и совсем не похожа на ту, что ведет из Буковины в Бистрицу: та гораздо шире, и ею чаще пользуются.
Мы поехали этой дорогой. Когда нам попадались другие дороги, вовсе заброшенные и припорошенные свежим снегом, мы предоставляли выбор лошадям: они сами знают путь. Я бросал вожжи, и лошади терпеливо шли дальше. Постепенно мы увидели все то, о чем говорилось в дневнике Джонатана, а наш путь все длился и длился. Я сказал мадам Мине, чтобы она поспала, и она вскоре уснула. Она все время спит, пока я наконец не начинаю тревожиться и бужу ее. Но она продолжает спать, и, несмотря на все свои старания, я не могу разбудить ее. Мне кажется, что я сам начинаю дремать.
Я стал будить мадам Мину энергичнее. На этот раз она скоро проснулась, и я снова попробовал загипнотизировать ее. Но она не засыпала. Я не прекращал своих попыток, пока наконец она и я не очутились во мраке. Я огляделся и увидел, что солнце зашло. Мадам Мина смеялась, я обернулся и поглядел на нее. Теперь она совсем пробудилась и прекрасно выглядела, так, как тогда, когда мы впервые вошли в дом графа в Карфаксе. Я был поражен и чувствовал себя неловко, но она была так мила, так ласкова и предупредительна, что я забыл свой страх. Я развел огонь (мы везем с собой запас дров), и она приготовила еду, пока я распрягал лошадей, чтобы их накормить. Когда я вернулся к огню, ужин был уже готов. Я хотел ее позвать, но она засмеялась и сказала, что она уже поела. По ее словам, она так проголодалась, что больше не могла ждать. Мне это не понравилось, и я ей не поверил, но мне не хотелось ее пугать, так что я промолчал. Я поел один, затем мы закутались в шубы и легли у огня. Я стал уговаривать ее поспать и обещал караулить. Я несколько раз ловил себя на том, что засыпал, но, проснувшись, видел ее: она лежала тихо, но не спала, а все глядела на меня горящими глазами. Это повторялось несколько раз, и к утру я смог немного выспаться. Проснувшись, я снова попробовал ее загипнотизировать, но увы! Она, хотя и закрывала покорно глаза, все-таки не засыпала. Когда солнце взошло, она заснула, хоть с запозданием, да так крепко, что я никак не мог ее разбудить. Пришлось поднять ее и положить в экипаж: во сне она выглядела как-то здоровее и румянее. Мне это не понравилось, ведь я боюсь, боюсь, боюсь. Я всего боюсь – даже думать, но я должен исполнить свой долг. Это борьба не на жизнь, а на смерть, и мы не смеем отступить.
5 ноября, утром.
Хочу записать все по порядку, так как в противном случае могут сказать, что я, Ван Хелсинг, сошел с ума и что пережитые ужасы и нервное расстройство столь жестоко отразились на моем мозгу.
Вчера мы ехали целый день, все время приближаясь к горам, дальше и дальше забираясь в дикую, пустынную страну. Мадам Мина спит и спит; я проголодался, утолил свой голод и попытался разбудить ее, чтобы она поела, но она все спит. Я начал бояться, не роковые ли чары этой местности сказываются на ней, запятнанной прикосновением вампира. «Ладно, – подумал я, – если так суждено, чтобы она спала целыми днями, мне нельзя спать по ночам». Дорога была плохая, как все примитивные, построенные давным-давно дороги в той местности; я опустил голову и заснул. Когда же проснулся и взглянул на мадам Мину, то увидел, что она все еще спит, а солнце садится. Все совершенно изменилось. Крутые скалы ушли куда-то вдаль, а перед нами на высокой крутой горе стоял замок, о котором Джонатан рассказывал в своем дневнике. Чувство торжества с примесью страха хватило меня, так как теперь, к добру или нет, конец уже близился. Я разбудил мадам Мину и попробовал ее загипнотизировать, но, увы, бесполезно. Стемнело, я распряг лошадей и накормил их, затем развел огонь, устроился и посадил мадам Мину как можно удобнее; она бодрствовала и была очаровательна, как никогда; я приготовил еду, но она отказалась есть, сказав, что не голодна. Я не настаивал, ибо знал – уговоры тщетны. Но сам я поел, так как мне нужно было набраться сил за всех. Затем я начертил круг, мадам Мина оказалась в центре его, раскрошил облатку и положил крошки на этот круг, так что всякий доступ в середину был невозможен. Она сидела тихо, беззвучная, как покойник, делаясь все бледнее, бледнее, под стать снегу, но не проронила ни слова. Когда я подошел к ней, она прижалась ко мне, и я почувствовал, что она дрожит от страха. Мне было тяжело. Когда она чуть успокоилась, я сказал:
– Пойдемте к огню.
Я хотел посмотреть, что она в состоянии сделать. Она покорно встала, но, шагнув, тут же остановилась как вкопанная.
– Что же вы не идете? – спросил я.
Но она покачала головой, вернулась назад и села на прежнее место. Затем, взглянув на меня, она сказала просто:
– Не могу.
И замолчала. Я обрадовался, ибо знал: то, чего не может она, не мог ни один из тех, кого мы боялись.
Тут лошади принялись фыркать и рваться на привязи, и мне пришлось успокоить их. Почувствовав мою руку, они заржали от радости, начали ее лизать и на время затихли. За ночь я несколько раз подходил к ним и каждый раз возвращал им спокойствие. В самое холодное время огонь стал затухать, и я приложил все старания, чтобы его поддержать, потому что снег падал большими хлопьями, а холодный туман окружил нас. Во мраке виднелись какие-то огоньки, каких никогда не бывает на снегу, и казалось, снежные хлопья и туман превращаются в женщин, а это их длинные одежды со шлейфами. Гробовую тишину изредка нарушало ржание и фырканье лошадей; казалось, они чего-то страшно боятся. Страх начал овладевать и мной, но, защищенный кругом, я был совершенно спокоен. Я уже думал, что мои видения – порождение ночи, мрака, усталости и тревог. Мне казалось, я переживаю то же, что пережил Джонатан. Снежные пушинки и туман вертелись и кружились передо мною, пока наконец не приняли образ тех женщин, которые хотели его поцеловать. Затем лошади, дрожавшие все больше и больше, принялись стонать, как человек, страдающий от боли. Я боялся за мою дорогую мадам Мину, когда эти фигуры приблизились и окружили ее. Я взглянул – она спокойно сидела и улыбалась мне. Когда я собрался пойти к костру, чтобы поддержать огонь, она схватила меня за рукав и глубоким голосом, точно во сне, зашептала:
– Нет, нет! Не ходите! Тут вы в безопасности.
Я повернулся к ней и, глядя прямо в глаза, сказал:
– А вы? Ведь это за вас я боюсь!
Но она как-то неестественно засмеялась и ответила:
– Боитесь? Вы за меня боитесь? Но что они могут сделать мне?
