Дмитрий Колодан - Мифы мегаполиса (тематическая антология)
Первая половина дня была еще хоть как-то озарена предвкушением получки. Обретя заветное, Иванихин двинулся в столовую, где съел два пирожка, заскорузлый винегрет и выпил сок, разведенный до неузнаваемости. Потом ему повезло. Начальство послало его в другой корпус взять какой-то справочник — а пока этот справочник разыскивали, Иваинхину удалось убить целый чае, играя в архаический «Тетрис» на древнем компе. Но книгу нашли, везение кончилось. Стрелки часов ползли по циферблату, словно полудохлая муха по некачественной липучке. То есть все-таки ползли, но…
Когда они наконец показали 18:00, Иванихину представлялось, что с утра прошла целая жизнь. И была она утомительной и скучной, как… как… да, собственно, как вся его жизнь на самом деле. Вот.
Дорога домой отняла еще два часа, хоть Иванихин и поехал на маршрутке. Что поделать, пятничные пробки. Сколько бы он добирался на троллейбусе, Иванихину было больно представить. Верткая маршрутка миновала их несколько — вмерзших в ледовое иоле трафика, величественно-беспомощных, как мамонты, — прежде чем сама застряла намертво. Пришлось вылезать и еще долго плестись пешком. Правда, по пути Иванихин зашел в хороший магазин, взял пива и колбасы.
Дома он первым делом включил телевизор — для уюта, вторым — налил в стакан пива, а третьим — наконец-то вытащил бежевый конверт с золотым тиснением и вытряхнул содержимое на стол.
Затем Иванихин сказал вслух матерное слово, чего с ним, как правило, не случалось. Во всяком случае, при виде зарплаты в родной конторе он так не выражался — хотя, может, и следовало бы. Но по абсолютно обратной причине.
Денег было много. Столько, сколько Иванихин никак не ожидал и ожидать не мог.
Он испытал мгновенный острый восторг — но в следующую секунду восторг исчез, а взамен ему стало страшно. Очень страшно.
Иванихин был взрослым гражданином, он давно усвоил, что в этой жизни ничего за так не дают. Даже за что-то, и то не особо дают, а уж за так… «Влип, — с ужасом подумал он. —
Только куда? Лида! Она меня в это втравила, и… и что? Ничего никому не докажешь».
Неверной рукой Иванихин сгреб купюры, попытался затолкать обратно в конверт — и обнаружил там еще какую-то бумагу, сложенную гармошкой. «Буклет, — вспомнил он. — Ознакомьтесь на досуге». Почему-то это обнадежило. Иванихин вцепился в сомнительный листок, как кающийся грешник — в святое писание.
А текст и впрямь отдавал чем-то эдаким. Религиозно-философским. Хотя изложение велось благопристойным канцелярским языком.
Жизнь называют бесценной, драгоценной, сверхценной. И она действительно имеет весьма высокую, вполне объективную ценность. Которую можно обменять на другие ценности — например, на универсальный эквивалент в виде денег. Уважаемый клиент! Ваши предки, начиная с пещерных пращуров и заканчивая Вашими непосредственными родителями, постепенно аккумулировали жизненный потенциал. Вы являетесь, образно говоря, обладателем именного вклада…
Иванихин пропустил несколько абзацев.
Как известно, время — деньги. Мы предлагаем более конкретную формулировку: Ваше время — Ваши деньги. Мы noможем Вам реализовать право совершеннолетнего гражданина свободно распоряжаться личностными ресурсами, как-то: временем своей жизни…
Он скользнул взглядом по строкам. Дальше шла юридическая абракадабра, которая повторяла то, что уже было сказано.
…принимаем у населения… по взаимному согласию сторон… в обмен на денежный эквивалент в оговоренной валюте… берет на себя обязательства… согласно действующего законодательства… добровольно отчуждаемый ресурс…
Иванихин понял, что засыпает. Официальный стиль изложения всегда действовал на него гипнотически.
— Ты им — жизнь, они тебе — деньги, — пробормотал он вслух краткое резюме. — Это надо обдумать.
С трудом добрался до кровати — и заснул.
* * *Выходные у Иванихина не заладились с самого утра субботы. Едва он успел почистить зубы и поставить чайник, позвонила бывшая. Слушая визгливый голос в трубке, Иванихин в который раз удивлялся, как ere угораздило прожить несколько лет бок о бок с этой совершенно посторонней женщиной. Засыпать в одной постели, есть за одним столом, мыться под одним душем, и даже завести совместного ребенка.
О ребенке-то она, как водится, и заговорила.
— Павел, у тебя есть совесть? — интонации бывшей резали слух, как пила-болгарка. — Ты помнишь, что у тебя есть сын? — Пила набирала обороты. — И он, между прочим, растет!
Иванихин осторожно, чтобы не стукнуть, положил трубку на стол. Слышно было и так.
Алименты Иванихин платил исправно. Вернее сказать, их исправно вычитали из его зарплаты. Вот только зарплата у него была… н-ну… как бы это вежливо выразиться…
Бывшая не желала выражаться вежливо.
— Был бы ты настоящий мужик, зарабатывал бы деньги, а не кошачьи сопли, — донеслось до Иванихина. — А то, что ребенку обувь новая нужна…
Обычно звонки бывшей не стоили Иванихину ничего, кроме испорченного настроения. Выместив жизненные обиды на неудавшемся супруге и несостоятельном отце, она на некоторое время оставляла его в покое. Ну не было на нем клочка шерсти, пригодного для стрижки. Раньше — не было.
Но на этот раз Иванихин ощутил смутные угрызения. Пусть они с бывшей расплевались, Толик не виноват. Весна, пацану нужны кроссовки. А детская обувь стоит, как взрослая, зато носится — полгода… М-да. Сын все-таки.
Иванихин полез в ящик стола, куда вчера перед сном сунул бежевый конверт с деньгами, проверил — мало ли какое варьете, вдруг исчезли за ночь.
Не исчезли.
В принципе, он ведь на них не рассчитывал, когда искал «Приемный пункт» по лидиной бумажке. Так, хотел куда-то деть время до получки. Растягивать куцую зарплату на месяц — дело привычное. Одалживать червонец у Лиды, ссужать пятерку Савельеву, перебиваться с пшенки на перловку — такие вещи Иванихин умел. А к этим деньгам он еще и привыкнуть не успел. Даже не подумал, что с ними будет делать.
— Давай встретимся через полчаса на твоей троллейбусной остановке, — сказал Иванихин в неумолкающую трубку. — Возьми Толика, пойдем на базар, купим там… чего надо.
Ему пришлось повторить все, что сказал, еще раз — в трубку, замолкшую от изумления.
Договорились не через полчаса, а через час. И без Толика, у которого болело горло.
Встретились.
Для примерки бывшая захватила так называемый «след» — вырезанный из картона по контуру отпечаток ступни. Долго бродили по базару, приценивались, совали «след» в ботинки и кроссовки. Иванихин уже успел забыть, какое отвратительное дело — ходить за покупками. Чавкала под ногами раскисшая грязь, неубедительно врали про качества товара замерзшие продавцы. Иванихина толкали, не извиняясь; оттирали от прилавков; наезжали тележками и пихали сумками.
