Пауль Локамп - Охотник на ведьм
– Да я понимаю, – охранник отмахнулся, – дело житейское. Удачной дороги.
Люди. Как кричал актер Фарада в одном из фильмов: «люди, здесь были люди». И эти люди видели схему ученого из Праги. Ватикан? Да ну, бред какой. Если им надо провести какие-нибудь исследования в этой области, то стоило бы только слово сказать – вся Литва бы по стойке смирно стояла. Значит, еще кто-то. Но кто? И главное, зачем?
Ладно, к черту мысли! Меня ждала встреча, самая дорогая, которую только можно представить. Я и правда соскучился без Наташки. Очень. А завтра Рождество. Пусть католическое – отпразднуем все праздники подряд. И католическое, и Новый год, и Старый Новый год, и русское Рождество. И все последующие, сколько бы их ни было в жизни. Только бы вместе. Не хочу, чтобы было иначе. Так просто не должно быть.
XV.
– А ты не боишься, – спросила меня Наталья, – что тебя могут посадить?
– Пока ты рядом – нет, не боюсь, – улыбнулся я.
– Я буду рядом, – тихо сказала она и, обняв меня за шею, прижалась ко мне. – Только я все равно боюсь. Много думала про твое обвинение. Может, это как-то деньгами можно решить? Продадим квартиру, например.
– Чью квартиру? – не понял я.
– Мою, конечно. Может, получится как-то откупиться от них…
– Нет, не надо. Все будет хорошо. Пока ты рядом, мне ничего не страшно.
– Буду рядом, – повторила она, – даже если осудят – буду.
Немного найдется людей, которым я доверяю. Еще меньше тех, кому я верю. А вот ей поверил. Безоговорочно. Сразу и навсегда. В сумраке спальни, освещаемой лунным светом, ее волосы отливали бронзой. Словно маленькое солнце устроилось на моей груди, отогревая душу, отдавая тепло и нежность. Мерно тикали часы; осторожно, словно боясь потревожить, отмечали минуты счастья…
– Когда я была маленькой, – тихо сказала она, – часто мечтала о том, что буду жить в маленьком уютном доме, и у меня будет много детей. Потом я выросла, но в душе эта детская мечта осталась.
– Ты и сейчас маленькая девочка.
– Изредка мне хочется вспомнить это чувство. Чтобы о многом забыть и больше никогда не вспоминать. Но я слишком часто вижу боль.
– Это мир, – я гладил ее по голове, – здесь всегда было много боли. Ты все пропускаешь через свою душу, а так делать нельзя.
– Знаю, – прошептала она, – но это не помогает. Каждый раз, когда я вижу страдающих людей, мне хочется извиниться перед ними. Ведь мы не всегда можем помочь. От этого еще больнее. Когда я была на резидентуре, у нас в отделении лежал один больной. Он умирал от рака, но пытался шутить. Боли были страшные, и ничего, ничего нельзя было сделать! Даже морфий не помогал. Это было страшно…
Я почувствовал, как на мою грудь упала слеза. Господи, маленькая моя, сколько еще раз тебе придется увидеть такое! И смерть, и боль… И ты ничем не сможешь помочь…
– Но ты же врач, – я уговаривал ее, словно маленького ребенка. – Лечить, несмотря ни на что – твоя обязанность. Сама прекрасно понимаешь, что изредка боль приносит облегчение. Если болит – значит, человек еще жив.
– Я знаю, но все равно тяжело.
– Не плачь, маленькая моя. Все будет хорошо.
– Будет?
– Обязательно будет.
– Обещаешь?
– Да…
Сквозь сон я услышал, как внизу хлопнула дверь и кто-то вышел во двор. Раздался лай Бакса, захлопали крылья и послышался недовольный вороний крик. Птиц, шельмец эдакий, гоняет! Неужели уже утро? Дьявольщина, заснули только на рассвете! Дайте поспать хотя бы час… Я обнял спящую Наталью, зарылся лицом в ее волосы и собрался уснуть. Сладко и безмятежно.
Увы, как это часто бывает, если уж перебили сон – то все. В голове начинают кружиться разные мысли, дела и заботы. Я аккуратно, чтобы не разбудить, высвободил руку, на которой спала Наташка, и, сполоснувшись под душем, спустился вниз. На кухне за столом сидел О`Фаррел и энергично махал вилкой. Увидев меня, он ухмыльнулся и придвинул мне чашку кофе. Смотри ты мне, какой бодрый, а вчера еле до комнаты добрался. Усевшись напротив него, я сделал несколько глотков и высказал предположение.
– Базиль, мне кажется, ты не ирландец, а русский. Ты бы прояснил свои корни, на всякий случай! С таким аппетитом пить, а на утро с не меньшим аппетитом завтракать могут только настоящие русские люди. Я думал, что после вчерашнего ты будешь до обеда отсыпаться.
– А сколько я вчера выпил? – поинтересовался он, расправляясь с омлетом.
– Около полулитра выкушать изволили, никак не меньше. Причем в хорошем темпе.
– Нормально, – Базиль махнул вилкой, – зато хорошо выспался. – Он посмотрел на мою помятую физиономию и усмехнулся: – В отличие от некоторых, которые до самого утра раскачивали дом. Кстати, со звукоизоляцией тебя строители обманули. И еще мне показалось, что ночью кого-то истязали. Не убивали, но мучили изрядно. Господи, – он притворно возвел глаза к небу, – куда я попал? Не дом Охотника, а оплот святой инквизиции какой-то. Ты случайно не знаешь, что это было?
– Про дом – нет, не знаю. Даже представить себе не могу. Тебе грешным делом не приснилось? Знаешь, как это бывает…
– Может, и так, – он покачал головой. – Кстати, спасибо за чай. Что ты в него добавил? Имбирь, лимон и что еще?
– Тридцать граммов коньяку, – кивнул я и покосился на его тарелку. У меня начал просыпаться зверский аппетит. – Омлет с шампиньонами и ветчиной?
– Вижу твой голодный взгляд. Сейчас съем и приготовлю еще одну порцию. Слушай, Алекс, а как ты жил, если готовить не умеешь? – спросил Базиль.
– Умею, – ответил я, – могу сварить картошку и пожарить мясо. Салат настругать могу.
– Видел я твои салаты, – отмахнулся он, – помидоры с огурцами, разрубленные на четыре части. А что будет на завтрак Натали?
– Йогурт и эти, прости Господи, хлопья.
– Это полезно, – согласился О`Фаррел.
– Может, и полезно, но на вид это – древесные опилки. На вкус, кстати, тоже.
– Ты ничего не понимаешь в женских диетах, Алекс. Эти опилки, несмотря на внешний вид, полезная штука. Пробовал?
– Уволь от этого удовольствия, – я поднял руки, – лучше испорчу желудок омлетом. Это менее полезно, но зато более приятно. И ветчины мне побольше. И грибов.
– Я уже понял, – ирландец достал из шкафчика сковородку. – Кстати, сегодня сочельник! Дома будем отмечать или в Литве какие-то особые традиции?
– Конечно, дома, – пожал плечами я, – как же иначе? Позовем Вилию, чтобы она дома не скучала, и отметим это неправильное Рождество. Потом оно плавно перейдет в Новый год и закончится восьмого марта.
– Как так – восьмого марта? – Базиль чуть посуду из рук не выронил.
