Барбара Эрскин - Прячась от света
– Мэтью Хопкинс, ты подпал под влияние того зла, которое так ненавидел. Ты не сможешь воспользоваться моим телом, чтобы бороться с кем-либо из живущих ныне. Я не позволю тебе этого! Предай себя милости Господней! И, во имя Господа, исчезни! – Каким-то образом Майку удалось возвысить свой голос, так что он эхом прогремел по всей церкви.
– Приготовь хлеб и вино, Майк, – несколько мгновений спустя сказал Тони шепотом.
– Он ушел? – спросил Майк, не отрывая взгляда от креста.
– Да. – Тони кивнул. – Ты почувствовал? Ты оказался слишком крепким орешком для Хопкинса, Майк.
Воск капал со свечей и стекал на изношенный алтарный покров. Пламя их уже не колыхалось, как от ветра, четкие двойные тени креста очертились на стенах храма. Майк обонял только запах воска, смрад исчез. Он оглядел церковь. Темно и тихо. В двух шагах от него молилась Руфь, но Майк ничего не видел, кроме круга света, в котором он стоял.
Корзина, приготовленная Руфью, стояла перед хорами. Майк взглянул на нее и, пошатываясь, отошел от алтаря – взять все необходимое для причастия. Он вынул из футляра латунное паникадило, уголь и спички. Запах ладана из маленького паникадила успокоил Майка. Полноте, да уж не почудился ли ему тот отвратительный смрад?.. Майк вздохнул и взглянул на Тони. Тот стоял перед алтарем на коленях и с жаром молился.
Руки Майка все еще немного дрожали, когда он клал уголь в паникадило. Вспыхнула спичка, стайкой полетели искорки, мерцая в полумраке церкви. Запах ладана приятно щекотал ноздри. Майк закрыл крышечку и осторожно, плавно качнул паникадило – взад-вперед. Слабо позвякивала цепочка, курился ладан, очищая древний храм от запаха и самого присутствия зла. Майк немного успокоился, он начинал приходить в себя.
Майк приготовил принадлежности для причастия, достал небольшую чашу и преклонил колени. Здесь, у алтаря, он вновь почувствовал себя сильным – почти как раньше, как когда-то...
Он не видел стоявшей за ним женской фигуры в длинном темном платье. В ее глазах полыхал огонь безумия.
И вдруг... в голове Майка чей-то совсем незнакомый голос!
«Итак, человек Божий, дающий приют отвратительной душе господина Хопкинса, теперь твоя очередь! Да, тело Хопкинса лежит в холодной земле, но его душа странствует, охотясь на невинных женщин, чтобы предать их пыткам. Его душа здесь, с тобой!»
Этот голос был резким и пронзительным – голос какой-то обезумевшей женщины.
«Ты все же нашел человека, в котором смог укрыться, ведь правда, Мэтью?!»
Женщина смеялась. Смеялась!
«Конечно, это было не так уж просто! Забраться в голову другого человека!»
– Тони! – Отчаянный возглас Руфи эхом раскатился по всему храму.
Тони быстро обернулся, сжимая в руке распятие.
– Боже правый, не покидай нас! Майк!
Сара бросилась вперед и встала между ними, дико сверкая глазами.
«Ты хочешь спасти его? – Сара взглянула на Тони. – Ты укрываешься крестом распятого Христа, но это тебе не поможет! Ничто не спасет тебя от слуг Люцифера и от него самого!»
Тони задыхался. Несколько секунд он выдерживал безумный взгляд женщины, но вот его колени медленно подогнулись. Распятие выпало из его рук, и он осел к ногам Майка, держась за грудь.
– Тони! – Крик ужаса, который издала Руфь, оборвался, когда Сара резко повернулась к Майку. Ее лицо было искажено гримасой ненависти.
«Я трижды проклинаю тебя, Мэтью Хопкинс! Ты потонешь в крови собственных больных легких, как утопленные тобой бедные женщины, которых ты жестоко испытывал водой. Ты почувствуешь, как туго сжимается петля вокруг твоей шеи, и адский огонь спалит тебя дотла!»
И женщина с силой толкнула Майка в грудь.
Майк вскрикнул, отшатнувшись от ее руки, и в отчаянии рванул ворот рубашки. Холодный пот волной окатил его с головы до ног, дико заболели глаза – в них словно плеснули жидким огнем!
– Здесь нет никакого Хопкинса! Выслушай меня, поверь! Он ушел! Прочь, Сара Паксман! Здесь, в доме Божьем, тебе не место! Мэтью Хопкинс ушел! Да пребудет со мною Христос!
Его снова окатила волна смрада, но теперь запах стал еще омерзительнее. Майк задыхался. Она не поверила ему, она все еще видела в нем Хопкинса! Сара читала свой ужасный заговор, и Майк почувствовал, как ужасный – чужой! – кашель разрывает ему грудь. Кашель другого человека, жившего в другое время! У него открылась кровавая рвота, и Майк вцепился руками в собственное лицо. В прыгающем свете свечей кровь, текшая между его пальцами, казалась почти черной.
Он судорожно глотнул и в ужасе ощутил отвратительный привкус горячих металлических опилок – вкус собственный крови!
– Во имя Господа нашего Иисуса Христа, сгинь! – Его голос громким эхом отозвался под куполом храма. Майк кое-как вытер рот рукавом. Его сердце как бешеное стучало в груди, дышать было так больно! Майка пронзила острая режущая боль в подреберье. Его рот и нос наполнились тошнотворной теплой кровью...
Руфь упала на колени, дрожащими пальцами ощупывая лицо Тони. Майк ничем не мог ей помочь. Его легкие, переполненные кровью, готовы были разорваться. Нечеловечески красивые, какие-то газельи глаза загадочного привидения смотрели ему прямо в душу. Майк попытался отвести взгляд, но почувствовал, что стремительно падает – во тьму, в бесконечность...
91
Время – далеко за полночь. Туман накрыл полуостров, он приплыл с самых холодных северных морей. Его ледяные щупальца расползались между домами, плотно окутывали холмы и утесы, клубились между деревьями, ползли по дорогам, между живыми изгородями, текли по полям. В своих домах люди стонали, ворочались во сне и вскакивали в ледяном поту. В стойлах лошади приседали на задние ноги, тревожно ржали, прижимали уши к голове, глаза их расширялись от ужаса. Собаки надрывно выли, визжали от страха и катались по земле.
В магазине Баркера все, казалось, было спокойно. Камеры работали бесшумно, сигнальные красные лампочки служили единственным признаком того, что они включены.
Первые клубы ледяного холодного тумана проплыли, не зафиксированные камерами. Они зависли в воздухе, а затем собрались к центру комнаты и стали уплотняться...
Как только в тишине послышался чей-то первый слабый стон, включилась автоматическая звукозапись. Маленький огонек заплясал на потолке перед висящим микрофоном, потом метнулся из стороны в сторону и замер перед камерами.
Шоу началось.
92
– Эмма, все кончено! Давай вернемся в дом. – Линдси взяла Эмму за плечи и осторожно повела по переулку. Слезы так и струились по лицу Эммы, она дрожала как осиновый лист.
– Эмма, начинается буря. Сейчас пойдет дождь. – Линдси крепко сжала ледяную руку Эммы.
