Дзиньштейн - Ещё один человек
– Эй! Чего не подождала?
Обернувшись, Даша увидела у ворот Роберта – пешком, что ли, дошел? Недалеко, конечно, но все же.
– А чего ждать? Мне ж ехать надо.
– Так помог бы.
– А у меня коньяку больше нет. И давать за помощь не охота. Лучше пусть спина болит, чем сам понял что.
– Гордая, типа? А что так помочь могу – это не?
Роберт действительно помог – фиг знает, насколько это серьезно, но с его помощью приколотили на дверь аж десять слоев профнастила… ну, по крайней мере – что-то. Когда завершали – ворота открылись и на территорию вкатился ЗиЛ, с гомонящей оравой в кузове.
– О, наконец-то – Роберт поморщился – Опять этого укурка полчаса уговаривали выйти, а потом еще отпаивали пивом – иначе он ехать не может…
– Кого, Бретера? – спросила Даша – Он же вроде трезвый был…
– Ага, ща. Он не трезвый с тех пор, как к нам попал, вечно укуренный. Хотя Наташка опять бредит, что он к ней ночью приходил – ну, она это постоянно… Хорошо, что все вроде собрались – сейчас там Маринка патронов нам заработает… А мы тут подкалымим, скоро приедут за материалом…
– Ну, а я поехала – сказала Даша – спасибо за помощь!
И, вскочив на подножку, легко дотянулась – чмокнула Роберта в щетинистую щеку, запрыгнула в кабину, с трудом закрыв отяжеленную дверь, завела мотор. Немного смущенный Роберт помахал вслед, все остальные тоже похмельно-эмоционально провожали, особенно старались девчонки, посылая Даше воздушные поцелуи, чем несказанно веселили прочих. Тьфу, блять, ну совсем безбашенные девки, подумала Даша. У ворот бибикнула – и ей еще раз жестом пожелало пути – на сей раз почти совершенно бесчувственно-пьяное тело, разметавшееся на куче керамзита рядом с грузовиком.
Дорога не утомляла, груженая машина бежала плавно, да и покрытие было весьма приличным. Проскочила тихие деревеньки, темные и мертвые, Иссад, снова Мурманка-Кола, И дальше – тишина и покой. Проехала мертвый Сясьстрой – похоже, совсем плохо. Ни огонька, ни прочего признака жизни, многочисленные столбики упырей, брошенные машины… Мост через Сясь цел – ну и отлично… дальше!
В Потанино заметила дымы из труб – ага, живые! Но дома вдали от дороги, а сворачивать неохота – хрен их знает, кто они, и почему. Проехала мимо – потом расскажет, кому надо, решат.
А вот в Паше снова обстреляли. Даша снизила скорость перед мостом – и из придорожного хотеля, справа, раздались выстрелы, грохнуло по кабине. С-суки… Дав газу, ушла вперед – вроде по кузову еще было… Пролетела Пашу – больше никто не помешал, отъехав, как в дежа-вю, остановилась, осмотрела – ага, ерунда – в дверь, мешки с песком помогли. Из чего-то малокалиберного стреляли – но ковыряться не стала, пофиг.
Потом все шло опять спокойно – если забыть – то совсем ничего не изменилось… Грустно как-то… и с каждым километром все тревожнее, что-то скребет внутри… Даша сама не заметила, как стала притоптывать газ – и уже неслась выжимая максимум…. Одумалась, сбавила… сердце так и екает, нервы надо лечить, ага, доеду – и стразу к психологу…
Сворачивать за Шамокшей не стала – там ближе, но дорога полный атас. Поехала по Коле, до моста, а там через бублик в Лодейное с другого края.
…Мост через Свирь был разрушен. Не так, как на Волхове – тут именно больше всего похоже на кадры из Югославии – середина упала в воду, да и на остатках зияют пробоины. Грубо и в спешке его ломали, похоже. Совсем нехорошо стало, ледяная волна прошла в груди. Свернула, покатила, мимо пустого поста ДПС, дальше… Не сразу поняла, что не так – давно не была дома… или… или просто мозг не воспринимал.
Города не было. Совсем. Черная, закопченная земля, ямы и воронки, обломки стен, как гнилые зубья, какие-то опаленные пни и кустики… Даша в оцепенении катила по бывшему родному городу, узнавая… нет, скорее – опознавая местность… Наверное, так опознают родственника после пожара… На асфальте – следы – рубчатые полоски от гусениц.
Задыхаясь от плача, с трудом различая дорогу сквозь слезы, Даша подъехала…. К дому? Ну да. Это место. Вот и… дом.
Заглушила, вылезла в звенящую тишину, сжимая ружье… Хоть бы мертвяк какой… Господи, как же хочется хоть кого-то убить! Пристрелить, высадив все патроны, и потом бить прикладом и всем, что попадется…. Господи, знать бы, кого убить…
Васька, спокойно муркнув, серым ручейком вылился из кабины, подбежал, теранувшись башкой об сапог. Немного отпустило. Пошла смотреть.
Дом выгорел весь, осталась кирпичная коробка стен. Внутри – кучи сора, головни… все холодное, и даже запах не сильный. Запах гари, и никакого другого запаха. Отцовский Ка-семьсот-пятьдесят стоял там, где всегда, рядом с сараем – сгоревший начисто.
Нигде ничего, никаких проясняющих признаков. Осмотрела стены дома – нет, если кирпич и потрескался-осыпался, то скорее всего – от жара. Ага, вот – на дальней стене – четкие отметины. Воронка, а в ней блестит что-то. Пулевые отметины, ничто другое. Дом их строили после войны, никаких бандитских разборок вроде бы отродясь тут не было – так что – свежее. Ну-ка… пройдя метров сто, за развалинами соседских домов – этим повезло меньше, тут и стена обрушена, нашла что-то интересное – несколько кучек гильз. Россыпи приличные, по полсотне, похоже – с одного места каждая… гильзы вроде автоматные, маленькие, и калибр небольшой. Непонятно… так упырей не отстреливают… да и нету их, упырей-то, и трупов нету. Вообще, проезжая город не увидела ни одного… хотя, оно и понятно. Но тут-то что? Стоп, отметины на стене – но от этих. Эти вот судя по всему – отсюда, за фундаментом прячась, стреляли. А значит… значит – перестрелка была, ага. Вот оттуда, если прикинуть… Прошла еще немного – ага, вот и «ответные» – такие же три кучки, те же патроны… Ничего не понятно. Гильзы потемнели, со ржавчинкой, не сегодня, не вчера… Кто, с кем, почему? Но в любом случае еще меньше радости (ха, радости, да… чтоб вы там все так радовались… суки… кто? А не известно… кто-то… кого убить и то мало…) – уж если тут так жарят из автоматов, патронов не жалея – то ей тут будет неуютно…
Подошла обратно к дому… провела, пачкаясь в саже, по скелету мотоцикла, подошла ближе, погладила обугленные остатки косяка… Дом, милый дом… Как не хотелось ей сюда приезжать из Питера, от новой своей жизни… и как пусто, больно и холодно теперь в сердце… наверное, оно – сердце – стало теперь таким – пустое, закопченное и холодное, мертвое… Вытерев тыльной стороной ладони глаза, Даша полезла в кабину, позвав Ваську. Все, добралась домой, нечего сказать…
