Кай Мейер - Богиня пустыни
Он ворует у меня мое прошлое, — запаниковала она в душе. — Он забирает его у меня!
Она собрала всю свою силу и как лезвие вонзила ее в дух Кваббо. Фрагменты Бремена выстояли, неопределенное воспоминание в ее подсознании снова складывалось в единую картину.
Сан дико закричал, этот визг проник даже через каменные стены транса, в который ввела себя Сендрин. Мудрецы показали ей, как она может использовать свою внутреннюю власть, и эти знания обратились теперь против Кваббо.
Но он не признавал себя побежденным, что бы она ни делала, и постепенно его желание сделать ее Белой богиней становилось неудержимым. Возможно, он осознал, что нельзя было предоставлять ей выбор. А она очень хотела заставить его сожалеть о том, что он ее сюда привел.
Контрнападение Кваббо она ощутила как фронт урагана, невидимого, но такого мощного, что он почти вырвал ее из транса. Огнем страдания были опалены каждый нерв ее тела, каждое волокно мышц, извилины ее мозга. Кваббо знал, как причинять страдания, он знал это гораздо лучше, чем она. Сендрин должна была разозлить его достаточно сильно, чтобы привести в такую ярость. И в то время, когда он концентрировал всю свою власть на том, чтобы заставить ее страдать, а она сама едва могла мыслить, не говоря уже о том, чтобы как-то действовать, она из последних сил пыталась поймать его воспоминания, которые он сам почти позабыл. Сендрин выдернула из его прошлого темноту обрушившейся шахты рудника и смотрела, как эти воспоминания захватывают сана.
Боль внезапно прекратилась. Дух Кваббо быстро свернулся назад, как змея, слишком приблизившаяся к огню. Его отступление на одно мгновение дало ей возможность передохнуть, затем она погналась за ним и смотрела, что происходило с ее противником.
Кваббо сидел на корточках на полу и плакал, как ребенок.
В этот момент он и был не кем иным, как маленьким ребенком, заключенным во мраке расселины скалы. Тогда он послал свой дух в другой мир, прочь из ловушки, в которой находилось его тело. Но у него ничего не получалось, для этого он слишком много силы израсходовал на свою атаку против Сендрин. Он переживал то, от чего тогда смог убежать. Вся боль, все страхи, которые выпали ему в той шахте, обрушились сейчас на него с задержкой на много лет.
В какой-то момент Сендрин даже посочувствовала ему. Все, что делал Кваббо, он делал во имя своего народа. Он не был темным, плетущим интриги мошенником, каким она хотела бы его видеть.
Тем не менее он оставался ее врагом. Как он мог предположить, что она добровольно согласится с той участью, какую он ей определил? Она не пожертвовала бы собой ради мифа.
Внезапно она почувствовала, как что-то изменилось.
Мучения Кваббо, казалось, достигли апогея, поток исковерканных мыслей и ощущений, сжатых в кулак, настиг ее, захватил, и перенес в место, которое она только единственный раз воспринимала так явно.
Пространство шаманов.
Было ли все дело в звучании этих слов или просто в невозможности соотнести тот мир и реальность — по крайней мере, ее реальность, — это место на самом деле представлялось ей пространством, подобным бесконечной равнине саванны, которая с одним и тем же успехом могла и существовать, и нет. Плоская коричневатая равнина, поросшая спутанной травой. Над ней небо цвета отблеска стали.
Кваббо стоял перед нею, мокрый от пота, с искаженным лицом, глаза его впились в нее, как стволы винтовки.
— Ты ничего не поняла, — прошипел он. — Ничего.
Она еще не могла побороть ужас, охвативший ее, потому что ему удалось захватить ее врасплох. В отличие от того, что происходило во время ритуала инициации шамана, на этот раз она не видела никакой светящейся пропасти, ничего, что могло бы ее насторожить. Она не знала, как долго она оставалась здесь во время ритуала, у нее не было об этом никаких воспоминаний, исключая молниеносное появление стада газелей на горизонте. Все остальное происходило как в тумане.
— Ты так глупа, Сендрин, — тихо проговорил Кваббо. — Ты могла бы применить свою силу на благо других — санов, Первой расы. То, что ты сейчас делаешь, не что иное, как бегство от ответственности.
— Ответственности, которая навсегда похоронит меня в этом храме, — ответила она, затаив дыхание. Ей было больно говорить, боль ощущалась не в горле, а в голове, словно сами мысли, доставляли ей страдание.
— Ответственность — это всегда и лишения. Ты думаешь, я сам выбрал свою участь, Сендрин? Я тоже охотнее кочевал бы вместе с другими по пустыням и степям. Вместо этого я стал одним из мудрецов. Не я сделал этот выбор, вернее, это сделал за меня мой дар. Иное существование — это не то, что можно преодолеть. Нужно принять это.
— Приняла ли женщина в храме свою участь?
— Конечно.
— Ты же не будешь утверждать, что она счастлива там, где она находится?
— Счастлива… — голос Кваббо звучал пренебрежительно. — Она, наверное, является единственной живой сущностью, которая знала когда-то настоящее счастье. Она была первой женщиной. Она знала, что такое счастье, пока ее не настигла судьба. Она сама пошла на это.
— У нее все еще остается надежда. На то, что должно произойти, и на то, что ее сын… На то, что ее мужчина вернется к ней.
— Братоубийца не возвратится в храм.
Сендрин не обратила внимания на его слова.
— Что за надежда была бы у меня? Надежда на что? Нет, Кваббо, я не готова пожертвовать собой ради вечности. И я не могу вылечить ваше проклятое дерево. Никто не может сделать это.
Кваббо бросил на нее взгляд, полный скорби.
— И что ты будешь делать? Продолжать бороться со мной? Уничтожать меня? Это твоя надежда? Тебе это не удастся. Не здесь. Этот мир больше мой, чем твой. Я часто бывал здесь, десятки раз.
Она собрала всю свою ярость и лавиной направила ее на сана. Кваббо откинуло назад, но он тотчас снова оказался на ногах. Прежде чем он смог нанести контрудар, Сендрин вспомнила о своей первой попытке преодолеть его. Если бы ей удалось отобрать у него его прошлое…
Бремен исчез. Рассыпался в облаке сверкающих осколков мысли. Сила Кваббо отнимала воспоминания у нее самой, а с ними и знание о том, что было между нею и Элиасом.
Она еще осознавала, что нечто потеряно, но она уже не знала, что это было, так как стирание ее воспоминаний было полным и окончательным. Кваббо бил ее же оружием. Он скатывал ее прошлое с конца. Следующим, что превратилось в ничто, сгорело без остатка, была переправа на корабле. Ее жизнь начиналась с прибытия в Свакопмунд. Она никогда не видела ничего иного, кроме Юго-Запада.
