Наставники Лавкрафта (сборник) - Джеймс Монтегю Родс
Таро слушал учителя, но услышать смог только часть из того, что тот говорил. Его детский ум был охвачен одной мыслью – первым впечатлением: как все посмотрели на него и как все мальчики и девочки смеялись над ним, когда он вошел в класс. Почему так? Неразрешимая эта загадка причиняла такую боль и так мучила, что он едва мог думать о чем-то ином и потому оказался совершенно не готов ответить на вопрос, когда очередь дошла до него и учитель назвал его имя:
– Юкида Таро, что ты любишь больше всего на свете?
Таро вскочил с места, на мгновение замер, а затем тихо произнес:
– Пирожные…
Все мальчики и девочки немедленно обернулись к нему и расхохотались. А учитель посмотрел на него и с упреком спросил:
– Юкида Таро, разве ты любишь пирожные больше, чем своих родителей? Юкида Таро, неужели ты любишь пирожные больше, чем Его Величество нашего Императора?
Таро понял, что он совершил какую-то ошибку. И ошибка его велика. Кровь ударила ему в голову, ему стало очень жарко, и он заплакал. От этого ученики захохотали только сильнее; они все смеялись и смеялись – до тех пор, пока учитель не окоротил их, возвысив голос. Когда установилась тишина, учитель задал тот же вопрос следующему, и тот ответил как подобает. А Таро закрыл лицо ладошками и зарыдал.
Прозвенел звонок. Учитель сказал:
– Дети! Следующим у вас будет урок письма. Его проведет другой учитель. А теперь – перерыв. Можете выйти во двор и поиграть немного.
С этими словами он покинул комнату; следом за ним вон из класса устремились мальчики и девочки; все они гурьбой высыпали на двор, не обращая ни малейшего внимания на Таро. То, что теперь все игнорируют его, обескуражило ребенка больше недавнего всеобщего внимания. За все время никто, кроме учителя, не сказал ему и слова; а теперь даже учитель, казалось, вообще забыл о его существовании. Мальчуган снова уселся на свою скамеечку и залился слезами. Так он плакал и плакал. Но старался, чтобы получалось потише, поскольку боялся, что дети вернутся и снова начнут над ним смеяться.
Неожиданно чья-то рука коснулась его плеча. И он услышал голос – чудесный голос, обращавшийся к нему. Повернув голову, он увидел пару глаз – таких ласковых, каких прежде он еще никогда не видел. Эти глаза принадлежали девочке. Она была постарше его, но не слишком – от силы на год.
– Что с тобой? – спросила она нежно.
Таро не сразу перестал плакать, но, посопев немного, смог-таки ответить:
– Мне здесь не нравится. Я хочу назад – домой.
– Почему? – спросила девочка и обняла его рукой за шею.
– Здесь все ненавидят меня. Никто не разговаривает и не играет со мной.
– Да нет же! – воскликнула девочка. – Никто к тебе плохо не относится. Вовсе нет! Просто ты новенький, и тебя еще никто не знает. Когда в прошлом году я впервые пришла в школу, со мной было то же самое. Не мучайся этим.
– Но все другие играют, а я должен сидеть здесь, – возразил Таро.
– Да нет, совсем не должен. Можешь идти и играть. Можешь поиграть со мной. Давай мы с тобой поиграем! Идем!
В ответ Таро вновь зарыдал – теперь уже в полный голос. Жалость к себе, благодарность за участие и восхищение новой знакомой переполнили его маленькое сердце и выплеснулись наружу – и потому он оказался совершенно не способен управлять собственными чувствами. Это было так приятно – ты плачешь, а тебя жалеют и гладят.
Девочка засмеялась, схватила его за руку и потащила прочь из комнаты. Она была маленькой, но материнское чувство уже обитало в ней, и она понимала, что нужно маленькому мальчику, и знала, что делать.
– Если ты хочешь плакать – плачь себе, пожалуйста, – сказала она, – но и играть ты должен тоже!
И они стали играть. И так замечательно все у них получалось!
Но, когда уроки закончились и за Таро пришел дедушка, мальчик снова расплакался. Но теперь по другому поводу: ему так не хотелось расставаться со своей новой подружкой!
Дедушка рассмеялся и воскликнул:
– Ну что ты! Это же малышка Йоши – Мийяхара Йоши! Йоши может пойти вместе с нами и даже зайдет к нам – ведь правда? Ей по дороге!
Так они и оказались в доме у Таро. Там их ждали обещанные мамой пирожные, и они ели их вместе. А когда лакомства закончились, маленькая О-Йоши, подражая голосу учителя, строго спросила:
– Юкида Таро, ну что, пирожные тебе нравятся больше, чем я?
Отец О-Йоши был человеком имущим: ему принадлежало несколько рисовых полей, а еще он владел небольшой лавкой на главной улице деревни. Ее мама была из самурайского рода. В семью Мийяхара она вошла, когда феодальный уклад рушился и прежнюю клановую систему упразднили. Она родила своему мужу несколько детей. О-Йоши оказалась ее последним ребенком, но остальные умерли – выжила только девочка. Мама умерла, когда О-Йоши была еще младенцем. Мийяхара был уже немолод, но женился вновь. В жены он взял дочь одного из своих арендаторов. Та была еще совсем молодой. Звали ее Ито О-Тама. Она была очень красива: смуглая, крепкая, высокая, сильная и очень энергичная. Тем не менее выбор Мийяхары многих озадачил: О-Тама была из крестьянской семьи, к тому же не умела ни читать, ни писать. Вскоре, правда, изумление уступило место шуткам, потому что, водворившись в доме, молодая супруга прибрала к рукам власть в семье. Но и шутки поутихли, когда соседи и знакомые получше узнали О-Тама. Покорность Мийяхары молодой супруге объяснялась просто: интересы семейства она блюла куда лучше, чем хозяин, и делала это с большим тактом. А спустя два года смешки смолкли вовсе, так как стало известно, что доходы хозяйства выросли вдвое. Все сочли, что Мийяхара заполучил себе жену, которая обязательно сделает его богачом. Да и как к мачехе претензий к ней не было. Даже родив собственного ребенка, она была добра к падчерице, заботилась о ней и не препятствовала тому, чтобы та регулярно посещала школу.
Пока дети учились, вокруг происходили удивительные вещи. К ним в долину пришли странные высокие люди – бледнолицые, рыжеволосые и бородатые. Это были иностранцы – люди с Запада. С собой они принесли диковинные инструменты и привели много японских рабочих, а потом построили железную дорогу. Она прошла у подножья холмов – за рисовыми полями и тутовой рощей, совсем рядом с селом, – пересекая под прямым углом дорогу, что вела к храму на вершине холма. На пересечении построили станцию и платформу, а на платформе установили особую табличку, на которой черным по белому красивыми китайскими иероглифами написали название деревни. Чуть позже параллельно железной дороге вкопали столбы, протянули провода, и пришла телеграфная связь. Совсем скоро пошли поезда, загудели и засвистели паровозы, разрывая привычную тишину, – и статуи Будды на старом храмовом кладбище раскачивались и шатались, едва не падая со своих древних постаментов.
Двойные железные линии мерцали загадочно и тускло. Они разбегались на юг и на север и исчезали за горизонтом где-то в таинственной дали, поражая детское воображение не меньше, чем поезда и паровозы, изрыгающие искры и дым, словно огнедышащие драконы. Поезда проносились мимо и сотрясали землю. Впрочем, страх перед ними быстро сменился интересом; он усилился после того, как один из школьных учителей объяснил, сопровождая свой рассказ рисунками на доске, как устроены вагоны и тянущий состав локомотив, что из себя представляет и как устроен двигатель. Учитель рассказал, что железная дорога связала новую и старую столицы страны: теперь путь до Киото занимает менее двух дней. Но еще больший интерес и удивление вызвала история о чудесной работе телеграфа – о том, что сообщения теперь можно отправлять по проводам и новости из столицы империи достигают окраин всего за несколько мгновений.
Таро и О-Йоши крепко подружились и стали почти неразлучны: они вместе учились, вместе играли, ходили друг к другу в гости. Но в одиннадцать лет О-Йоши забрали из школы, чтобы та помогала мачехе по хозяйству, и теперь дети стали видеться редко. Свою учебу мальчик закончил в четырнадцать и принялся обучаться наследственному ремеслу. А потом наступили дни скорби. Родив ему маленького братика, умерла мама. Следом за ней в мир иной ушел любимый дедушка – тот самый, что привел Таро за руку в школу. После этого все вокруг как-то померкло, краски мира поблекли. Так и шла жизнь, не меняясь, пока Таро не сравнялось семнадцать. Иногда он заходил в дом к О-Йоши, – когда ему хотелось с нею поговорить. Она изменилась. Выросла. Превратилась в стройную красивую девушку. Но для него она продолжала быть все той же подружкой веселых и беззаботных дней детства.
