Дэниел Истерман - Ночь Седьмой тьмы
– Миссис Хупер, – заговорил Рубен, – сейчас никто из нас ничего не сможет сделать. Действует комендантский час. На улицах полным-полно солдат с пальцами на спусковых крючках, которым не терпится отыскать себе мишень. Ситуация не облегчится, если меня или Анжелину подстрелят.
– Я могу помочь вам, – сказал Амирзаде. – Я могу провести вас через патрульные заставы.
Рубен покачал головой:
– Слишком рискованно. Они стреляют без предупреждения.
Амирзаде сделал жест, не знакомый Рубену, иранский эквивалент короткого покачивания головой – быстрый подъем головы вверх, сопровождаемый цоканьем языка.
– Они сделают исключение, вот увидите. Я фармацевт. Даже в комендантский час людям нужны лекарства. Кто-то может заболеть, кто-то еще может оказаться при смерти. У меня есть специальный пропуск. На моей машине нарисован красный крест. На крыше установлена голубая мигалка. Поверьте мне, вы будете в безопасности. Я уже много раз это проделывал. Комендантский час – вещь на Гаити не новая.
– Пожалуйста, – взмолилась Джин Хупер. – Пожалуйста, поезжайте с ним, профессор. Вы и миссис Хаммел – наша единственная надежда. Если вы отложите все до утра. Дуг может погибнуть. Они говорят, что он пытался убить министра правительства во время комендантского часа.
Рубен повернулся к Анжелине. Джин Хупер в кои-то веки продемонстрировала немного реализма в оценке ситуации.
– Что скажешь? Макс послушает тебя?
Она пожала плечами:
– Не знаю. Но я могу поговорить с ним. Если мистер Амирзаде может доставить нас в Петонвиль целыми и невредимыми, я готова поговорить с Максом. Если Макс захочет говорить со мной.
– Что ж, прекрасно, – сказал Рубен. – Давай рискнем.
67
В комендантский час тишина мутирует. Неощутимо она приобретает новые формы, новые тональности. Она плывет, собирается в подъездах, проникает в окна с незапертыми ставнями, замочные скважины, в которых не торчит ключ, веерообразные окошки над дверями. Иногда она напряжена, как в моменты перед взрывом бомбы, выстрелами, смертью ребенка. Иногда обольстительна, как в миг безмолвия между мужчиной и женщиной перед минутами любви. Или печальна, словно прошло совсем немного времени и они собираются поссориться.
Такое многообразие молчаний, их оттенков, такое множество щитов, которыми можно отгородиться от громозвучного мира.
Рубен чувствовал, как они сжимаются вокруг него в этот момент, все эти оттенки тишины, облегающие тело, как безупречно подогнанная одежда, – мантии его страха. Они проделали половину пути в Петонвиль. Амирзаде остановил машину и заглушил мотор; внутрь хлынул поток молчаний. Они уже миновали два сторожевых поста, на каждом из которых иранец тряс своими бумагами. Он объяснил, что доктор Фелпс был вызван из Адвентистской больницы в Дикини к югу от столицы для лечения генерала Валриса в его резиденции в Петонвиле. Солдаты слышали о покушении, но не имели точных сведений о состоянии здоровья генерала. Не желая быть причиной возможно роковой задержки, они тут же взмахом руки пропускали «вольво-универсал» иранца дальше.
Дороги и улицы были перекрыты основательно. На одной из уличных застав стоял легкий танк, тихо урча двигателем, готовый к немедленным действиям в случае сигнала тревоги. Рядом с ним находился бронированный автобус «Фиат-55-13». Амирзаде шепнул Рубену, что этот автобус набит солдатами или полицейскими из сил особого назначения, специально экипированными и способными справиться с любыми гражданскими беспорядками. У Рубена возникло впечатление, что иранец одобряет такие действия. Беспорядок любого рода был для него проклятием, как и для Хуперов.
Они въехали в сердце Петонвиля. Справа от них потянулась череда вилл, построенных над обрывом, выходившим на дорогу; по другую сторону – сам город. Фары «вольво» освещали длинные, посыпанные щебнем подъездные дорожки, усаженные по бокам красными розами гибискус. Цветы мерцали, как пятна крови, создавая впечатление кровоточащей тьмы. Огромные белые ночные бабочки танцевали в свете фар, трепеща, как кусочки серебряной фольги; их матовые от пыльцы крылья мелькали головокружительно и бестолково. Анжелина крепко сжимала руку Рубена на заднем сиденье.
Площадь была запружена полицейскими и военными машинами. Ровный тяжелый рокот доносился от двигателей двух бронемашин AML H60-7 фирмы Панхард, поставленных перед отелем «Шукун». Сегодня в отеле никто не веселился. Нервничающие солдаты, большинство из которых были немногим старше детского возраста, стояли рядом с бронетранспортером, дымя сигаретами или вглядываясь в темноту. Все здания вокруг были погружены во мрак, за исключением главного полицейского управления. Прожектора заливали вход голым белым светом. У дверей стояла охрана.
Амирзаде показал свой пропуск, но здесь его рассказ не производил никакого впечатления. Анжелина вышла вперед и долго говорила на креольском с одним из охранников. Рубен наблюдал за ней из машины. Его руки стали липкими от пота. Он спрашивал себя, как так вообще могло получиться, что они позволили Амирзаде убедить их в осуществимости этого безумного плана.
Однако Анжелина была сестрой Макса не только по имени. В Нью-Йорке она была никто – простая жена профессора, несостоявшаяся художница, наполовину белая, наполовину черная, существо, сотканное из середин и промежутков. Здесь она обладала уверенностью, которую давали ей семья и класс, уверенностью человека, который точно знает, что и почему происходит и как именно делаются дела. Охранник живо исчез за дверью и появился вновь меньше чем через пять минут. Анжелина и Рубен должны были войти, Амирзаде приказали оставаться в машине.
Макс ждал их не в своем кабинете, а в большой комнате на первом этаже. Стены комнаты были увешаны картами и информационными стендами. На большом столе была развернута карта Порт-о-Пренса, на которой маленькими модельками были отмечены дорожные заграждения и сторожевые посты. Когда они вошли, Макс кричал в телефонную трубку, отдавая какие-то распоряжения. Он не поднял глаз, пока не кончил говорить. Кто-то вручил ему депешу. Он взглянул на нее, кивнул и бросил на стол.
– Добрый вечер, Анжелина, профессор. Я ждал вас. Вы приехали повидать своего друга, мистера Дугласа Хупера. Бедный мистер Хупер, вы найдете его в самом плачевном состоянии. Он повел себя глупо, ваш мистер Хупер. Нет, не глупо – по-идиотски. Совершенно по-идиотски.
– Это правда, что он кого-то убил? – спросила Анжелина. – Министра правительства?
Беллегард кивнул. Вошел солдат и протянул ему толстый запечатанный конверт. Беллегард расписался за него и отложил в сторону.
