Артур Мэйчен - Белый народ
Утром замок обошла новость, что сэр Роланд был повешен грабителями на дереве. А леди Эвелин ночью достала третью куклу и вонзила шило ей в сердце, сказав:
Сэр Нолл, сэр Нолл, так завершается ваша жизнь,
Ваше сердце проткнуто ножом.
На следующий день стало известно, что сэр Оливер подрался в таверне, и какой-то незнакомец нанес ему удар в сердце. Ночью леди Эвелин взяла четвертую куклу и держала ее у раскаленных углей в камине, пока та не расплавилась. Тогда она сказала:
Сэр Джон, обернитесь и обратитесь в глину,
Вы исчахните в огне лихорадки.
Наутро оказалось, что сэр Джон умер в лихорадочном жару. Тогда сэр Саймон вышел из замка, сел на лошадь и поехал к епископу, которому все рассказал. Епископ отправил своих людей, и те схватили леди Эвелин. После этого выяснилось все, что она натворила. И в день, когда она должна была выйти замуж, ее провели по городу в одной рубашке, затем привязали к большому столбу на рынке и в присутствии епископа сожгли заживо вместе с восковым изображением, висящим на ее шее. И люди говорили, что человек из воска кричал в пламени огня.
Я размышляла об этой истории снова и снова, когда лежала с открытыми глазами в своей постели. Мне чудилась леди Эвелин на рынке, объятая желтыми языками огня, пожирающими ее красивое белое тело. Я думала об этом так много, что, казалось, сама попала в эти события. Я воображала, что была этой дамой, что ко мне пришли, чтобы забрать меня и сжечь на глазах у всех жителей города. И я задавалась вопросом, действительно ли те странные вещи, что она совершала, причиняли кому-то вред, и достойна ли она того, чтобы быть сожженной у столба. Я снова и снова пыталась забыть нянины истории и вспомнить тайну, которую я видела в тот полдень, а также что случилось в зачарованном лесу. Но мне удавалось видеть только темноту и какое-то мерцание во мраке, а затем и это ушло, и я видела лишь, как бегу и как над темным круглым холмом взошла большая белая Луна. Потом все старые сказания вновь возвратились в мою память, например, загадочные стихи, которые няня напевала мне; один из них начинался со слов «Баю-бай, Элен устала…». Няня имела обыкновение очень мягко напевать его, когда хотела, чтобы я уснула. Я стала произносить про себя этот стих и заснула.
На следующее утро я чувствовала себя очень утомленной и сонной и была едва в состоянии заниматься на уроках. С радостью я дождалась их окончания и обеда, поскольку мне хотелось выйти на улицу и побыть одной. Стояла теплая погода, и я отправилась к очаровательному торфяному холму у реки. Там я уселась на старый платок моей матери, который специально взяла с собой. Небо было серым, как и вчера, но где-то вдали виднелось своеобразное белое свечение. С того места, где я сидела, я могла смотреть на город; он был тихим, спокойным и светлым, как на картине. Я вспомнила, что именно на этом холме няня научила меня старой игре под названием Троя, в которой нужно было танцевать и кататься на траве. Затем, когда кто-нибудь танцевал и катался достаточно долго, другой человек задавал ему вопросы, а никто не мог помогать отвечающему, хотил он того или нет. И независимо от того, что велели этому человеку, он должен был выполнить это. Няня сказала, что существовало множество таких игр, о которых знали лишь некоторые люди. А во время одной из них люди могли превращаться в кого хотели, причем муж ее прабабушки видел, как одна девушка обратилась в большую змею. Существовала также другая очень древняя игра с танцами, поворотами и извиваниями. Во время нее можно было извлечь из человека душу и спрятать ее настолько, насколько было нужно, а его тело бродило, как пустой истукан.
Но я пришла на тот холм, поскольку хотела поразмыслить о том, что произошло прошлым днем, и о тайне леса. С места, где я сидела, я могла видеть пространства за городом, которые обнаружила для себя, и где маленький ручей провел меня в неизвестную страну. Я представила, что вновь следую за ручьем, и проделала весь путь в уме. Наконец, я мысленно нашла лес, пролезла под кустарниками, и в сумраке увидела нечто, заставившее меня почувствовать, что я как будто наполняюсь огнем. Мне словно бы захотелось танцевать, петь и взлететь ввысь, потому что я изменилась и обрела чудесные свойства. Но то, что я видела вокруг, не изменилось и не постарело, и я снова и снова задавалась вопросом, как такие вещи могли происходить. Были ли нянины истории правдивыми, ведь при дневном свете все казалось совершенно отличным от того, как это выглядело ночью, когда я был напугана и думала, что сгораю заживо. Когда-то я рассказала отцу одну из ее историй, касающихся призраков, и спросила его, было ли это на самом деле. Он ответил мне, что этого никогда не было, и только простые, глупые люди верят в такую чепуху. Он очень рассердился на няню из-за того, что та рассказывает мне такие сказки, отругал ее, и после этого я обещала ей никогда никому не говорить ни слова из того, что она поведала мне. А если я сделаю это, меня ужалит большая черная змея, которая жила в лесном омуте.
Находясь в полном одиночестве на холме, я раздумывала, что же было истинно. Я видела что-то очень удивительное и прекрасное, и я знала нянины истории. И если те черные ветви и яркий свет, поднимающийся к небу от большого круглого холма, не померещились мне в темноте, стало быть, действительно существуют всякие удивительные, прекрасные и ужасные вещи. Думая о них, я тосковала и содрогалась, одновременно горя и холодея. Я смотрела на город, столь тихий и спокойный, подобный маленькой белой картине, и все больше убеждалась, что это было наяву. Долгое время я не могла ни на чем сосредоточиться; мое сердце как-то странно трепетало, казалось, оно все время шептало мне, что я не придумала это. И все же это казалось совершенно невероятным, и я понимала, что мой отец и все остальные скажут, что это вздор. Я и не мечтала поведать им об этом, потому что это было бы бесполезно — надо мной просто посмеются или будут ругать, так что в течение долгого времени я вела себя тихо и старалась не думать и не удивляться своим мыслям. Ночью мне снились необычные сны, и иногда я просыпалась ранним утром, протягивая руки и плача. Мне было страшно, потому что если эта история была правдой, меня должны подстерегать какие-то опасности. И если я не проявлю осторожность, со мной случится какая-то ужасная вещь. Эти старые байки всегда приходили в мою голову по ночам и утрам, и я пересказывала их себе много раз. Я гуляла в местах, где няня рассказывала их мне, и когда вечерами сидела в ее комнате у камина, я представляла, что няня сидит в кресле напротив и приглушенным голосом рассказывает о каком-нибудь замечательном событии, напугавшем бы любого слушателя. Но она предпочитала рассказывать свои истории, когда мы находились далеко от дома, потому что, по ее словам, «стены в доме имеют уши», а ей бы не хотелось, чтобы кто-то подслушал наши тайны. И если она говорила о какой-то великой тайне, мы скрывались в лесной чаще. Мне казалось забавным красться вдоль изгороди, осторожно идти и затем внезапно забегать в лес или густые заросли кустарника, где мы были уверены, что нас никто не видит, и наши секреты останутся только между нами. Время от времени, когда мы прятались подобным образом, няня показывала мне всякие странные вещи. Помню, однажды мы находились в светло-коричневых зарослях, где протекал ручей. Нам было очень уютно и тепло, хотя это происходило в апреле. Солнце палило, и листья еще только распускались. Няня сказала, что покажет мне кое-что забавное и смешное. Она объяснила мне, как можно было поворачивать целый дом вверх дном, и никто не смог бы понять, почему все горшки и сковородки попрыгивают, фарфор бьется, а стулья кувыркаются через себя. Как-то раз я попробовала сделать это на кухне, и оказалось, что у меня получается очень хорошо. Целый ряд тарелок с полки полетел на пол, небольшой кухонный стол наклонялся и переворачивался, на наших глазах, но няня испугалась и так побледнела, что я больше этого не делала, поскольку любила ее. Впоследствии, в той же светло-коричневой роще, она еще показала мне, как совершать гремящие шумы, и я также научилась этому. Потом она учила мне произносить колдовские стихи для разных случаев, рисовать особые знаки, а также другим вещам, в которые ее посвятила прабабушка, когда она была еще маленькой девочкой.
