Олег Бондарь - Похорони мечту (СИ)
Игорь испытывал к спасительнице двоякие чувства.
Когда ее видел, восхищался красотой, грацией, нежной покорностью и ни о чем ином думать не мог. Словно находился под чарами…
Хотя, почему, словно?..
Учитывая необычность ситуации, можно было отбросить условности и рассуждать о колдовстве без натянутой фальши закоренелого материалиста …
В редкие минуты, когда Русалка оставляла его одного, забирая с собой частицу очаровывающей паутины, он как-бы просыпался. Улавливал тоненький лучик, весточку из родного мира, вынуждавшую по-иному смотреть на происходящее. Он вдруг начинал тосковать по опостылой раньше суете, чувствовал какое-то несоответствие… Русалка иногда уже не казалась доброй феей. Фантазия перевоплощала ее в образ злой колдуньи, которая осмелилась отобрать у него самое дорогое, что есть у каждого человека, — свободу. А в ее мнимых нежности и покорности усматривался потаенный умысел…
И, когда фобия разрасталась, возникали отголоски панического ужаса, некогда вставшего непреодолимым барьером между ним и деревней. И ему так же хотелось убегать. Куда-нибудь. Даже голым, босиком по снегу… Лишь бы снова стать обыкновенным человеком, возвратить утраченные волю и независимость…
Так продолжалось до появления Русалки.
Стоило ей возникнуть, в сердце вновь воцарялись мир и покой. Страх уступал место безграничной любви и преданности, мятежные мысли казались нелепыми и абсурдными…
По встревоженному лицу Руси он догадывался, что обуреваемые им противоречия для нее не секрет. Иногда она прямо спрашивала: не надоела ли? И он прятал неловкость в долгом поцелуе, который неподдельной искренностью опровергал ненужные домыслы, глупые предположения и убеждал, в первую очередь его самого, что он действительно самый счастливый человек на земле.
* * *— Я тебя так долго ждала…
— Ты не могла меня ждать. Тебя раньше не было.
— Когда ты начал обо мне мечтать, я появилась…
— Как ты могла знать, что я о тебе мечтаю, если даже я об этом не догадывался?
— Ты знал. Сердце твое знало. Но суета вашего мира не позволяла меня разглядеть.
— Я не мог тебя увидеть. Ведь ты была так далеко…
— Я приходила к тебе…
Вспомнились жуткие кошмары, всегда оставляющие после себя горьковато-сладкий привкус постыдного удовольствия, из-за которого он, словно наркоман, как наивысшего блага ожидал следующего сеанса истязающего мрака.
— Почему мне было страшно, когда ты приходила?
— А говорил, не помнишь… — ласково укорила Русалка. — Тебе было страшно от неведения. Но ведь было и приятно?
— Да, — соглашался Игорь, все еще не уверенный, что в состоянии постигнуть замысловатую логику ее слов. — Только, когда я просыпался, я не мог вспомнить ничего, кроме того, что видел кошмар…
— Ты и не мог меня помнить. Потому, что просыпался утром. А я живу только ночью. Когда наступает рассвет, я перестаю существовать… Я остаюсь вместе с ночью, а ты убегаешь… Потом, когда день уходил, мне все-время приходилось тебя догонять…
— Почему ты гонялась за мной? Ведь не ты обо мне мечтала…
— Так хотелось тебе. Я лишь выполняла твою волю.
— И сюда ты меня затащила лишь потому, что этого хотелось мне?
— Я тебя не тащила. Ты сам пришел.
— Ну да… — засомневался Игорь, вспоминая оскалившуюся волчью пасть.
— Я помогла тебе отыскать дорогу…
— А волки?
— Они — мои хорошие друзья.
— Настолько хорошие, что перегрызли бы мне глотку, если бы я осмелился свернуть в сторону?..
— Не перегрызли бы…
— Значит, у меня был шанс?
— Смотря, что ты подразумеваешь под этим словом. У тебя была возможность потерять меня…
— То есть — умереть?
Русалка деликатно промолчала.
— Ты поставила меня перед выбором: или погибнуть, или отыскать тебя?
— Не я, — возразила женщина. — Ты сам… Я лишь помогла тебе не ошибиться.
— Ты так уверена? — Игорь вроде-бы почувствовал некую тень раздражения, но по-настоящему сердиться на Русю не мог.
— Я не могла ошибиться. Я — твоя мечта! И я могу хотеть лишь того, чего желаешь ты.
— Дорогая, любимая, желанная…
Порыв нежности захлестнул Игоря полностью, без остатка, мгновенно передался Русе, и они прильнули друг к другу.
— У тебя глаза грустные. Разве ты не счастлива? — когда чувства пришли в норму, а кровь заструилась в привычном ритме, спросил Игорь.
— Любовь — странное чувство… — ушла от ответа Руся.
— Мы же вместе. И ничего не может нас разлучить…
— Да, ничего. Кроме времени. А оно становится непослушным. Мне все труднее удерживать его…
В словах женщины таился некий смысл, но Игорь не придал ему значения.
— Дорогая, — спросил, — если я так рвался к тебе, а ты все время ждала меня, то почему путь к тебе оказался таким трудным?
— Глупенький… — улыбнулась Руся и нежно погладила его по голове. — Путь к мечте всегда трудный. Иначе мечта утрачивает смысл и перестает быть таковой…
* * *Если все так хорошо, отчего раньше, еще в том мире, когда я просыпался, преобладали тягостные впечатления? Ведь, когда присутствует приятное, плохое забывается. Положительные эмоции всегда сильнее отрицательных… И, если в снах торжествовала радость, я должен был просыпаться счастливым… Значит, разгадан не весь сон. Происходило в нем нечто, до сих пор еще скрытое в глубинах памяти?..
Мысль подкралась исподтишка. Ошеломила предательским ударом. И больнее было от того, что не находилось аргументов, способных поколебать ее достоверность.
Игорь так и застыл над принесенным искусительницей варевом, возможно, вкусным. Он не придавал значения таким мелочам. Пища была необходима для поддержания сил, удовольствий и так хватало… Сейчас он, пожалуй, впервые обратил на нее внимание. И лишь потому, что от внезапного прозрения, еда комом встала в горле, не желая продолжать привычный путь по пищеводу.
Игорь закашлялся.
Отвратительные пережеванные куски изверглись на стол. Ложка шмякнулась в миску и брызги то ли густого супа, то ли жидкой каши, словно плевки размазались по лицу.
Русалка среагировала на непривычный шум. Правда, в этот раз ее появление не доставило прежней радости.
Игорю показалось, что женщина постарела. Он разглядел мелкую сеточку морщин под ее глазами…
— Что случилось, дорогой?
Голос, как и раньше, был тихим, нежным, но почему-то казался глуше, чем обычно.
Все, наверняка, отразилось на его лице.
Руся выглядела приунывшей, обеспокоенной.
