Джозеф Ле Фаню - Кармилла
— Кармилла, опять ты болтаешь ерунду, — резко откликнулась я.
— Нет, нет, не обижайся; я всего лишь бедная глупышка, мнительная и капризная. Что ж, если хочешь, я заговорю, как мудрец. Ты когда-нибудь была на балу?
— Нет. Расскажи мне о балах. Там, должно быть, весело?
— Я почти забыла; это было так давно.
Я засмеялась.
— Ты не похожа на древнюю старуху. Вряд ли ты успела забыть свой первый бал.
— Я могу вспомнить почти все, но это очень трудно. В моей памяти я вижу давние события так, как ныряльщик видит все, что происходит над водой — смутно, расплывчато, сквозь прозрачную, но плотную пелену. Потом настала ночь… эта ночь затмила все, картина смешалась, краски поблекли. Меня чуть не убили в постели, ранили вот сюда, — она показала на грудь, — и я никогда больше не стала прежней.
— Ты была близка к смерти?
— Да, это была любовь… странная любовь, жестокая… она едва не лишила меня жизни. Любовь требует жертв. Кровавых жертв. Что ж, пора спать. О, как я устала, нет сил даже встать и запереть дверь.
Она лежала, подложив ладони под щеку, укутанная облаком роскошных волос, и неотрывно следила за мной горящими глазами. На губах ее играла хорошо знакомая мне робкая улыбка, значения которой я никак не могла разгадать.
Я пожелала ей спокойной ночи и тихо вышла. На душе остался неприятный осадок.
Я часто спрашивала себя, молится ли наша очаровательная гостья. По крайней мере, я ни разу не видела ее на коленях. По утрам она спускалась вниз уже после того, как наша семья закончит утренние молитвы, а по вечерам никогда не выходила из гостиной, чтобы помолиться вместе с нами.
В наших беседах она ни разу, даже невзначай, не обмолвилась о том, что когда-то приняла крещение. Я начала сомневаться, принадлежит ли она вообще к христианской церкви. Она никогда не заводила разговора о религии и уходила от моих расспросов. Будь я лучше знакома с обычаями света, такое пренебрежение и даже явная неприязнь к вере вряд ли удивили бы меня.
Люди нервического склада часто заражают своими тревогами окружающих; те со временем волей-неволей перенимают их привычки. Надуманные страхи Кармиллы, ее опасения насчет полуночных грабителей и наемных убийц запали мне в душу, и я тоже стала запирать на ночь дверь спальни. Я даже начала по ее примеру обыскивать перед сном комнату, дабы убедиться, что туда не забрались разбойники.
Приняв эти меры предосторожности, я легла в постель и крепко уснула. В комнате горела свеча. Я с детства привыкла спать при свете и, даже повзрослев, не могла заснуть в темноте.
Казалось, ничто не могло потревожить мой сон. Однако для сновидений не существует преград: они являются, когда захотят, проходят сквозь каменные стены, озаряют темные комнаты, а освещенные погружают во мрак.
Той ночью мне приснился сон, положивший начало долгой изнурительной болезни.
Вряд ли это можно назвать бредом, потому что я хорошо сознавала, что сплю.
Но я видела, что нахожусь у себя в комнате и лежу в постели. Обстановка была такой же, как вечером, когда я ложилась в постель, за исключением единственной детали: в спальне стояла непроглядная тьма. В ногах моей постели двигалась какая-то смутная тень. Сначала я никак не могла ее разглядеть, но затем глаза мои различили зверя, черного, как сажа, похожего на чудовищную кошку. Она растянулась на коврике у камина и накрыла его почти целиком; значит, в ней было не меньше четырех-пяти футов. Исполненная дикой грации, она беспокойно кружила по комнате, как дикий зверь в клетке. Я похолодела от ужаса, но крик застрял у меня в горле. Кошка заметалась быстрее, в комнате стало совсем темно. Теперь я не различала ничего, кроме ее горящих глаз. Широко распахнутые, они надвигались на меня, приблизились к самому лицу… и вдруг грудь мою пронзила острая боль, как будто в кожу на расстоянии дюйма друг от друга глубоко вонзились две иголки. Я завизжала и проснулась.
В комнате по-прежнему горела свеча. Ее свет выхватывал из темноты женскую фигуру, стоявшую у изножья кровати. На ней было просторное темное платье, густые волосы облаком окутывали плечи. Она стояла неподвижно, как каменная статуя. Казалось, она даже не дышит. Под моим взглядом женщина чуть переместилась. Дверь распахнулась, и незнакомка исчезла.
Я вздохнула с облегчением. Первой моей мыслью было, что я забыла запереть дверь, а Кармилла решила сыграть со мной шутку.
Я поспешила к двери — она была, как обычно, заперта изнутри. У меня не хватило духу открыть ее. Я прыгнула в постель, залезла с головой под одеяло и до утра лежала ни жива ни мертва.
Глава 7. Я медленно угасаю
Не могу передать, с каким ужасом до сих пор вспоминаю события той ночи. Это не был мимолетный трепет, какой оставляют после себя дурные сны. Страх становился все глубже, пропитывал собой комнату; даже стены напоминали о видении.
Весь следующий день я боялась хоть на минуту остаться одна. Следовало бы рассказать о случившемся отцу, но меня удерживали два соображения. Во-первых, я думала, что он посмеется над моим рассказом; с другой стороны, боялась, что он решит, будто на меня напала та же неведомая хвороба, что свела в могилу многих наших соседей. Я-то хорошо отдавала себе отчет, что происшествие не имеет ничего общего с болезнью, однако здоровье отца с некоторых пор пошатнулось, и я не хотела напрасно беспокоить его.
Я рассказала о случившемся моим добрым подругам, мадам Перродон и мадемуазель де Лафонтен. Они принялись утешать меня; по их мнению, я просто переволновалась накануне. Тогда я открыла им все, что давно бередило мне душу.
Мадемуазель де Лафонтен посмеялась над моими страхами, но мадам Перродон, всегда такая неунывающая, заметно встревожилась.
— Кстати, — заметила, смеясь, мадемуазель, — помните длинную липовую аллею под окнами спальни Кармиллы? Так вот, там гуляют привидения!
— Чушь! — заявила мадам, считавшая, что сейчас не самое подходящее время для таких разговоров. — Кто вам сказал?
— Мартин. Он дважды вставал до рассвета, чтобы починить старые ворота, и оба раза видел, как по аллее под липами гуляет такая же самая женская фигура.
— Что ж, вполне может быть. Служанки ходят по этой аллее доить коров, что пасутся у реки.
— Я так ему и сказала. Но он все-таки утверждает, что видел призрак, и дрожит, как осиновый лист.
— Только не рассказывайте об этом Кармилле, эта аллея хорошо видна из окон ее комнаты, — перебила я. — Она ужасно боится привидений.
В тот день Кармилла спустилась в гостиную даже позже обычного.
— Этой ночью я перепугалась до смерти, — заявила она, едва мы остались одни. — Меня спас лишь талисман, купленный у несчастного горбуна. Бедняжка, я так несправедливо его отругала! Мне приснилось, что у постели кружит какая-то черная тень. Я в ужасе проснулась, и на минуту мне почудилось, что у камина стоит темная фигура. Я нащупала под подушкой талисман, и в тот же миг фигура исчезла. На меня давила незримая тяжесть, словно в комнату хочет проникнуть нечто чудовищное; если бы не талисман, оно задушило бы меня, как тех несчастных, о которых мы слышали.
