Клайв Баркер - Каньон Холодных Сердец
На болоте стоял небольшой городок с домами на тонких, длинных опорах – это указывало либо на некогда существовавшее в этом месте поселение, либо на пророчество о его появлении в будущем. За счет той вольности, какую позволили себе художники в решении перспективы – слишком крупные размеры людей в сравнении с величиной домов, – жители представали в ярких подробностях. Но и здесь не обошлось без крайностей, которыми так изобиловал Дикий лес. Так, через открытое окно одного из домов был виден стол с собравшимися вокруг него гостями, которые взирали на распростертого перед ними человека. Изо рта у несчастного вылезала голова огромного червя, а зад твари торчал из анального отверстия. Другая сцена оказалась не вполне доступной для толкования. Стая черных птиц с человеческими головами, вздыбившись вокруг маленькой девочки, то ли боготворила ее, то ли намеревалась принести в жертву. В другом доме на корточках сидела женщина, из вагины которой лилась кровь. Протекая через отверстие в полу на нижний этаж, она уже образовала довольно объемную лужу, и в ней плавали несколько мужчин, ростом вдвое ниже женщины. Очевидно, под действием этого они претерпевали отвратительные метаморфозы: головы мужчин обретали темные уродливые очертания, а из спин вырастали демонические хвосты.
Как и предупреждал Зеффера отец Сандру (уж не хвастался ли он?), на пейзаже не было ни единой сцены, которая не потрясала бы изощренностью замысла. Даже вроде бы совершенно невинные облака в одном месте изливались огненным дождем, а в другом – метали на землю черепа. В открытом небе, словно увлеченные божественной музыкой танцоры, самозабвенно плясали посреди падающих звезд демоны. И на том же небе, словно заявляя, что этот мир сумерек вечно пребывает на грани темноты и угасания, светило солнце; на три четверти его затмевала луна, написанная на редкость искусно: проплывая перед дневным светилом, она казалась настоящей, с идеально сферическим телом.
Еще на одном фрагменте картины был изображен некий род царствующих особ – очевидно, правившие с давних времен короли и королевы Румынии, – которые поочередно спускались в могилу. Чем глубже они входили в землю, тем больше искажались их благородные черты, становясь добычей стервятников – те без зазрения совести вырывали королевские глаза и языки, некогда вещавшие законы. Чуть дальше бесновались ведьмы: они выписывали спираль вокруг места, обозначенного камнями. Там, среди валунов, словно брошенные куклы, лежали их невинные жертвы – младенцы, из жира которых колдуньи готовили летучую мазь и обильно натирали ею свои тела.
И несмотря на то что изображенный на картине мир был преисполнен чудовищных и подчас совершенно невероятных явлений, основным сюжетом все же была Охота.
Многие сцены не претендовали на какой-либо особый подтекст, они просто подчеркивали редкостное великолепие этого творения; выполненные с величайшим мастерством, они казались настолько живыми, будто писались с натуры. Среди таковых была свора собак – белых, черных и пегих. Одна псина ласково обхаживала сосущих ее щенков; других стоявшие крестьяне придерживали в намордниках, третьи, ведомые на поводке, яростно рвались в бой, стремясь поскорее примкнуть к большому отряду охотников. Собаки сопровождали хозяев повсюду. Даже когда герцог, преклонив колена, молился, с ним рядом, низко опустив голову – точно выражая глубочайшую признательность за оказанное ему доверие, – сидел благородный белый пес. В другой сцене собаки плескались в реке, пытаясь поймать лосося, очертания которого виднелись в прозрачной голубой воде. В следующем фрагменте гончие и охотники поменялись ролями, что не имело никакого скрытого толкования – просто художники, очевидно, решили пошутить. Холеные породистые собаки сидели за длинным, красиво убранным столом, который расставили на опушке леса, а под их ногами, обутыми в сапоги, дрались за объедки и кости несколько голых мужчин. Однако когда Зеффер пригляделся, то увидел, что это сборище собак представляет собой еще более несуразное зрелище, чем ему показалось вначале. Во-первых, потому что псов было тринадцать, а во-вторых, потому что во главе стола восседала псина, уши которой пронизывал нимб. Это была собачья «Тайная вечеря». Тот, кто знал, в каком порядке традиционно размещались на картинах апостолы, мог без труда отыскать их в собачьем обличье. Авторы Евангелий сидели на своих привычных местах; Иоанн восседал рядом с мессией, Иуда – напротив, а Петр (сенбернар) примостился у самого края стола. Лоб Петра был нахмурен – очевидно, ученик уже знал, что к исходу ночи трижды отречется от своего учителя.
На прочих фрагментах картины собаки делались участниками куда более жестоких событий. То они разрывали на части кроликов, то сдирали шкуру с загнанного в тупик оленя, то сражались в неравной схватке со львом, которая для многих из них стала роковой. Кое-кто, волоча по земле рваное брюхо, покидал поле боя. Кому-то еще больше не поздоровилось – мертвый пес с высунутым языком висел на дереве, а другие собаки, истекая кровью, лежали на траве Находившиеся поодаль охотники ожидали, пока лев в схватке с псами истощит свои силы, чтобы приблизиться к нему и вступить в решающий бой.
Но наиболее отвратительными были сюжеты, в которых охота сочеталась с эротикой. Таковой, например, была сцена, в которой собаки загнали нескольких обнаженных мужчин и женщин в ущелье, где им повстречалась группа вооруженных копьями и сетями охотников. Перепуганные парочки прижались друг к другу. Между тем охотники знали свое дело. Мужчин насадили на копья, а женщин, опутав сетями, свалили на тележку и увезли. Их ожидала довольно своеобразная служба. Изучая плитки слева направо, Зеффер обнаружил, что в соседней долине высвобожденных из сетей женщин привязывали за ноги к огромным кентаврам, чтобы те могли удовлетворить свою похоть.
Очевидно, для художников оказалось нелегкой задачей отобразить в подробностях реакцию женщин на это жуткое действо. Одна из них, с разорванной плотью, откинув голову назад и истекая кровью, в дикой агонии визжала. Других этот зверский акт, напротив, ввергал в экстаз – во всяком случае, они в восторге прижимали лица к тушам своих насильников.
Но на этом история еще не заканчивалась. Последующие картинки повествовали о том, что некоторые из мужчин, претерпевших в ущелье страшную экзекуцию, сумели-таки выжить и вернулись, дабы уничтожить надругавшихся над их женами кентавров. Эти сцены были исполнены с наибольшим мастерством. Спасшиеся от гибели мужья, чтобы не уступать кентаврам в быстроте ног, явились пред ними верхом на конях. Кентавры же, отягощенные теми женщинами, которых таскали под брюхом для собственного удовольствия, не сумели спастись бегством и потерпели поражение. Некоторые из них попали в арканы и были задушены веревками, других пронзили копья. Однако не всем женщинам посчастливилось освободиться. Хотя мужья, безусловно, стремились их спасти, многие приняли смерть под телами своих насильников.
