Константин Николаев - Брачный сезон или Эксперименты с женой
– У меня нет жены, – виновато пробормотал я.
Глаза Марии Антоновны на мгновение озарились нечеловеческим огнем.
– Ну тогда тем более, вы должны прийти. Вы придете?
– Но я не знаю вашего адреса…
Я уже попался на эту хитро заброшенную удочку. Меня начали водить и скоро должны были подсечь.
– Вы найдете его в журнале, – хитро прищурилась она.
Подсечка состоялась. Оставалось судорожно забиться на берегу и по-рыбьи разинуть рот.
– Приду.
К моему удивлению, Мария Антоновна встала на цыпочки и чмокнула меня в щеку. Наверное, оставила след от помады. И синей туши.
Мадам Еписеева развернулась и грациозно засеменила по лестнице, предоставив мне возможность полюбоваться ее удаляющейся фигурой. Застыв на месте, я проводил ее взглядом.
Внезапно в дальнем конце полутемного коридора послышался шорох. Что-то скрипнуло. Кто-то поперхнулся и закряхтел. Зашуршали шаги, сопровождаемые мерным позвякиванием. Я напряженно вгляделся в темноту. Ничего. Я хотел было начать спускаться, как совсем рядом со мной раздалось:
– Все ходите, а знаний-то – нет!
Я обернулся. Передо мной в синем замызганном халате стоял Константин Кузьмич – «К в кубе» – наш директор. В одной руке у него болталась связка ключей от многочисленных кабинетов, где он по семейному долгу преподавал разнообразные предметы. Вторая рука директора Рогожина была занята чьим-то классным журналом, на котором, как на блюде, высилась горка глазированных сырков с ванилью из школьного буфета.
– Домой? – маразматическим голосом спросил меня «К» и блеснул лысиной.
– Да, – устало согласился я и двинулся вниз по лестнице.
Глава 7
В темном переулке
Что бы это могло значить, думал я, пробираясь темным двором к Катькиному дому (вернее, к таксофону, который стоял в этом дворе: без уведомительного звонка я никогда и ни к кому не заявляюсь), неужели Мария Антоновна втюрилась в меня по уши? Быстро, быстро… А может, ее приглашение и в самом деле лишь обычная благодарность? Хорошему учителю.
Это я-то – «хороший учитель»! Пришел на собрание пьяный, все перепутал… И вот, пожалуйста, теперь расхлебывай.
К мадам Колосовой я отправился с двоякой целью. Точнее, цель-то у меня была одна – обсудить наболевшие за день вопросы. А вот тема этого разговора была как раз двоякой.
Во-первых, выговорить Катьке за ее подружку Марину. Кого она мне, в конце концов, подсунула! Или Кэт настолько плохо меня изучила (за столькие-то годы общения!), что принимает за законченного идиота, способного клюнуть даже на такой персонаж, как эта театрально-озабоченная Марина?
Во-вторых, я намеревался посоветоваться с «подругой дней моих суровых» о приглашении на вечер к Марии Еписеевой. Все-таки женщин Катька знает гораздо лучше меня. Надо отдать ей должное…
Зайду и спрошу прямо в лоб: что делать? (Вернее, как понимать.) А потом уж как следует отчитаю за Мариночку. Нет, лучше сначала как следует отчитаю, а потом спрошу…
Вообще-то хорошо иметь подругу, подобную Кэт. У меня, конечно, есть и друзья. Например, тот же Ленька Тимирязьев. Или вновь объявившийся Виталька Рыбкин. Леньке я, разумеется, могу сказать многое. Почти все. Но не скажешь же ему, убежденному холостяку и в чем-то даже женоненавистнику, что собрался жениться, правда пока не знаю на ком. В самом лучшем случае Тимирязьев обронит: «Да ты что, старичок, опупел? Может, за пивом сбегать – здоровье поправишь?» А в худшем… Словом, серьезно он к этой информации даже теоретически не сумеет отнестись. Какие тут дельные советы?
Что же до торговца кетчупом Рыбкина… если мы и были некогда близкими друзьями, то теперь нас разделяет огромная пропасть… Я не говорю финансовая – мозги у нас с Виталькой слишком разные. Впрочем, и всегда таковыми были. По молодости это как-то не очень понимаешь. Просто тебе приятно общество какого-то человека, вот ты и общаешься. И только-то…
Постой, постой, – плавное течение мыслей внезапно застопорилось, – во сколько завтра следует явиться к Машеньке? В моей голове Мария Антоновна Еписеева уже почему-то трансформировалась в Машеньку. Елки-палки, тогда же, когда и к Витальке. В семь. Этого еще не хватало. Да Виталька убьет меня (кто знает, может, и в прямом смысле?), если я не приду на встречу с этой его… как ее?.. Ларисой!
Звонить было уже поздно. Это, разумеется, не касается Катьки. Ей я могу позвонить хоть в четыре утра. Ладно, завтра позвоню и извинюсь, с облегчением решил я. Мои мысли вновь заструились плавным потоком.
Вдалеке замаячила полуразрушенная будка телефона-автомата. Я устремился к ней, в голове возник довольно пасторальный образ мадам Колосовой. В моем утопическом представлении она была весьма тонкой натурой, способной понять тебя с полуслова, пожалеть, дать совет, денег, накормить и уложить спать.
Отчасти Катька, разумеется, соответствовала этому эпическому образу. Я почти любил ее, напрочь забыв о том, что приключалось со мной уже не раз. Я склонен идеализировать людей, которых не видел хотя бы день. А когда эти люди оказываются во плоти и крови, а не той иконой, что создал я в своем воспаленном воображении, я начинаю возмущаться.
Вот наконец и телефонная будка. На втором этаже дома, к которому привалилось это убогое сооружение, красновато светилось Катькино окно. В подворотне у подъезда мадам Колосовой кучковались какие-то подозрительные личности.
Я заглянул в будку через разбитое стекло. Проверить, не срезана ли трубка и вообще имеется ли сам телефон. Все было в порядке. Я смело шагнул в заплеванную темноту и снял тяжелую трубку. Гудок тоже был на месте. Личности в подворотне слегка оживились.
– Кать, – сказал я после бодрого, несмотря на позднее время, Катькиного «але», – к тебе можно?
– А-а, Васильев… Объявился, голубчик. Что ж, заходи, если не боишься сюрпризов, – непонятно отозвалась моя подруга. – Через сколько лет мне ожидать твоего пришествия?
– Я из автомата. Так что минуты через две…
Минуты через две я стоял в плотном кольце тех самых личностей, что от скуки толклись в подворотне.
– Брат! – миролюбиво обратился ко мне щуплый человечек в короткой кожанке и тут же, вопреки всяким правилам стиля, добавил: – Рваные гони! Мелочишкой побалуй!
Не успел я ответить, как из задних рядов раздалось:
– Да что ты цацкаешься с этим очкариком! Дай ему в рыло, и будет с него…
Голос показался мне знакомым, и я инстинктивно вытянул шею, чтобы посмотреть, кому он принадлежит. Видимо, человек в кожанке воспринял этот жест как некую угрозу и, подпрыгнув, с размаху залепил мне кулаком в переносицу. Мои очки сложились пополам. Я как сноп рухнул в лужу, успев меланхолично подумать: «Это уже четвертая пара за год. До зарплаты далеко. На какие, спрашивается, шиши…» Мысль утонула в мягком мареве. Это был нокаут.
