Наталья Иртенина - Зов лабиринта
Ди ожидала аплодисментов оратору за его пламенную речь, но, очевидно, здесь это было не принято. Несколько минут, пока судьи за столом совещались, в зале стояла шепотливая тишина, нарушаемая скрипом кресел, жужжанием мух и сопением кого-то из почтенных старцев.
Потом один из судей огласил приговор.
Поименованная Ди Меридор д’Альвецци, признанная свободным судом виновной, объявляется доказанной ведьмой и передается в ведение Святейшей церкви для получения оной церковью собственного признания ведьмы в связи с дьяволом, раскаяния и последующего очищения огнем.
Ди медленно соображала. Голова горела, и мысли были неповоротливы. Кажется, ее теперь будут пытать, чтобы добыть признание? Испанские сапоги, кипящюю воду в горло и все такое. А потом, когда она превратится в бессмысленный кусок мяса, отдадут на съедение огню. Кто бы мог подумать, что ее ожидает столь бесславный конец – в венчике ведьмы!
Ди хотела было закатить истерику, завопить, что она не ведьма и знать не знает никакого дьявола, что просто потеряла память и поэтому не может сказать им, кто она, откуда и почему… и вдруг осеклась, так и не открыв рта. Если она не знает доподлинно, кто она, то как может быть уверенной в том, что она не ведьма?
«Вот именно, милая моя ведьмочка», – подтвердил с легким смешком невидимый соглядатай и незваный утешитель.
Но Ди было не до него. Ей вообще стало ни до чего. В голове запульсировали два вынырнувших откуда-то слова: «Мерзость запустения». Тот, кто это сказал, знал, о чем говорил. Наверняка ему было известно, как это бывает – когда рушится с треском последний бастион, на котором еще что-то держалось, и наступает конец всему. Остаются голые руины и дымок разрухи над ними.
Как выводили из судилища, запомнилось плохо. Когда она вновь обрела способность здраво мыслить и ориентироваться, увидела вокруг только каменные стены, солому на холодном полу да окошко размером с кулак под самым потолком. Узница сгребла солому в кучу, скорчилась на ней, поджав коленки, и закрыла глаза.
Вот ты и стала «кем-то», Ди. Как и хотела. Но ведьмы долго не живут. Их сжигают на костре.
Только какое это теперь имеет значение? Жить с ведовской мерзостью внутри… Это стоит огня.
ЖИЗНЬ ПОЛНА НЕОЖИДАННОСТЕЙ
Очередная колымага едва не облила ее снова грязной мутью лужи. На этот раз удалось миновать душа, и вслед за этим до Ди вдруг дошло, что она уже довольно долго пялится в лужу, ничего там не видя. Водная гладь опустела после того, как фальшивое отражение увели двое хмырей с алебардами. Ждать появления в луже чего-то еще, вроде возвращения двойника, было бессмысленно.
Ди побрела дальше по улице. Да, удивляться тут, естественно, нечему. С некоторых пор в ней живет не одна она, а целых две. Или больше. И каждая претендует на первенство, топит других и диктует ей свои требования. Собственно, даже непонятно кому «ей». Скорее всего, кто из этих «двойников» временно оказывался наверху, тот и был «ею». А сейчас вот один из них решил погулять – пожить собственной жизнь. Так что тут странного?
Это просто-напросто малоприятно.
Отвратительно.
По правде говоря, невыносимо мерзопакостно.
Если ты потерял себя, будь готов к худшему – к тому, что твоих «я» окажется многое множество. Но тебя самого среди них все равно не будет.
Чтобы унять отвращение, Ди глазела по сторонам. Вокруг текла неспешная жизнь, полная чувства собственного достоинства. У этой жизни не было цели, ей не надо было спрашивать себя «зачем?», отсутствовала необходимость вместить в свои пределы больше, чем можно. Она текла ради самой себя, потому что так уж повелось. Ради того, чтобы у каждой вещи было свое место, имя и срок. В этом мире ни одна вещь не могла лишиться памяти и потерять имя. Все, что нужно, здесь знал каждый закоулок, каждый камень, и сам воздух был напоен именами вещей – тем, что в мире Ди называли малопонятным и неопределенным словом «традиция». Здесь традицию понимать не требовалось, здесь ею просто жили и дышали. Тут даже лошади, впряженные в телеги, своим видом говорили: «Да, я рабочая скотина, и мне это по душе, потому что я знаю, кто я и что мне нужно делать. А кто скажет, что это противно лошадиной природе и называется рабской психологией, примитивным мышлением и зашоренным сознанием, того я сейчас копытом приголублю».
Но тут в благостные впечатления Ди вклинилась картинка-воспоминание – человек в маске урода. Ни маска, ни уродство не вязались здесь, в этом мире, ни с чем. И еще заколоченный храм. И пугливая настороженность горожан. Какая-то неправильность проникла сюда и принялась исподволь подгрызать основание здешнего порядка. Какая-то внешняя сила, прикрывающаяся уродством. Или же безобразная сама по себе.
Но маски… почему маски?
«Потому что маски всесильны».
Опять он. Вкрадчивый шорох затяжного осеннего дождя. Напоминает. Приучает. Ветром в спину подталкивает.
Ди готова была поверить ему. Более того – довериться. Только понимала: это желание – тоже от него, пришлое, навязанное. Потому медлила и сомневалась. И боялась.
Внезапно над головой что-то прошелестело. Птица с бумажными крыльями, трепещущими на ветру. Ди задрала голову. В тот же миг к ногам упал сложенный лист. Большой, плотный, согнутый в четверик. Ди нагнулась и подняла. Похоже на старинный пергамен. Потрепан на сгибах, затерт, края оплыли. Она развернула находку.
Карта? Выполнена с большим тщанием и искусством. План города – этого или другого, Бог ведает. Окружен стеной, четверо ворот. По всему телу города рассыпаны родинки – одинаковые значки, похожие на виселицы с незанятыми еще петлями. И ни одной надписи.
Ди глянула вверх. Может, тут вообще вместо птиц летают по небу стайки пергаменов? И поискав глазами, обомлела. На крыше дома в несколько этажей дрались… боролись… или убивали друг друга? двое. Один – в безобразной маске. Он был явно мощнее противника и наносил удары размеренно, почти играючи, тесня беднягу к карнизу. У того уже не осталось сил отбиваться. В последнюю секунду он оглянулся, чтобы беспомощно посмотреть вниз, на улицу, заметил Ди с пергаменом в руках и хрипло крикнул:
– Ухо… – Заканчивал он уже в воздухе, сброшенный крепким ударом урода: – диииииии.
Как будто по имени ее звал, моля о чем-то.
Ди не видела, как тело стукнулось о землю, слышала лишь глухой шмяк – ее ошарашенный взгляд поймал и не отпускал человек в маске. Она нервно сглотнула и мелко затряслась – дрожь завладела всем телом, от кончиков пальцев до затылка. Она поняла: ему нужна карта, и никакие препятствия не помешают ему взять требуемое. Так что лучше отдать прямо сейчас. Она протянула было руку, показывая, что согласна вернуть не ей принадлежащее, но вдруг ее резко дернули за эту самую руку и куда-то поволокли. Она не сопротивлялась.
