Виталий Вавикин - Суккубус
– Пил?
Кэнди махнула рукой в сторону составленных под столом пустых бутылок. В вырезе халата мелькнула грудь, и Джордан успел разглядеть большой темно-коричневый сосок. Но это умирающее тело уже не волновало его. Ему почему-то представлялись маленькие черви, поселившиеся в груди этой девушки и пожиравшие ее заживо. Пустые бутылки под столом волновали сильнее, чем грудь Кэнди.
– Ну, дядя Рем! – прошептал Джордан. Левий бросил на него строгий взгляд.
– Мне кажется, – сказала Кэнди, – ваш друг был очень усталым. Не физически, как это бывает от работы, а морально. Когда зудит что-то в груди и не дает заснуть, – она помолчала и добавила, словно боясь, что ей не поверят. – Уж я-то знаю, как это бывает.
– Правда? – Левий мерил ее своим тяжелым взглядом.
– Когда я пришла к нему, – сказала Кэнди, глядя в пустоту перед собой. – Я… В общем… Рем сжег себе руку. Раскалил докрасна чайник на плите и прикоснулся к железу ладонью. Не знаю, зачем, но мне кажется, он хотел причинить себе боль.
– Боль?
– Ну, да. Когда понимаешь, что не можешь ничего изменить, то начинаешь ненавидеть себя так сильно, что боль – это единственное, что может вернуть тебя в чувство, – Кэнди затушила сигарету и закурила еще одну. – Иногда, если падаешь, хочется, чтобы земля приближалась быстрее. Понимаете?
– Рем не был болен.
– А вы думаете, больным может быть только тело?
Левий помрачнел.
– Не стой как истукан, – сказал он Джордану. – Сходи, расспроси соседей. Может, они что-нибудь знают.
Кэнди улыбнулась, и Джордан заставил себя улыбнуться в ответ.
* * *На стук в дверь вышла пожилая женщина в дурацком чепчике. Зубной протез, вместо того, чтобы вставить в рот, она держала в руках.
– Кого. говорите? – глуховато переспросила старуха. – Священника? Рема? – она что-то пережевывала несуществующими зубами. – Не знаю я. Не-зна-ю! Что? Вон в той квартире живет монашка, у нее и спросите.
Дверь закрылась. Джордан постучал в другую.
– Господи боже! – послышалось с другой стороны. Звякнула цепочка. Щелкнул замок, но дверь не открыли. – Кто там? – резко спросил женский голос.
– Здравствуйте, – Джордан неловко ссутулился. – Я пришел поговорить о святом отце, живущем с вами по соседству.
– Господь мой, пастырь мой, на тебя полагаюсь… – забубнила женщина. Она распахнула дверь и встала в проеме, словно готовясь получить нож под ребра. Джордан безответно улыбнулся ей.
– Священник, – сказал он, указывая на дверь в квартиру Рема. – Он жил вон там…
– Нет его! Блудница поселилась в квартире той!
– А вы не подскажете, чем он занимался в последнее время?
– В последнее время? Он что, умер?
– Погиб.
– Боже мой! – монашка с силой захлопнула дверь.
– Вам не нужно меня бояться! – прокричал Джордан.
– А я и не боюсь тебя! – монашка закрылась в ванной и включила воду. – Бояться нужно судного дня, а людей… Людей незачем бояться. НЕ-ЗА-ЧЕМ! – она сняла платок и начала расчесывать длинные седеющие волосы.
– Я всего лишь хотел… – Джордан смолк. Здоровенный негр прошел мимо него, улыбаясь ровным рядом золотых зубов.
– Хочешь вмазаться, сопляк? – спросил он. Джордан покачал головой. – Может быть, девочку?
– Нет, спасибо.
Негр поднял густую бровь и громко засмеялся. Эха не было. Лишь только смех, рожденный золотым ртом.
Следующая дверь – поток брани и не к месту вежливая просьба не беспокоить, когда люди спят.
Следующая – тишина.
Следующая – нет, Джордан не хотел знать, что происходит в этой квартире.
Собравшись с духом, он подошел к другой двери. Серая мышь пробежала у него под ногами. Черная кошка, выскочив из-за угла, распушила хвост и побежала за мышью. «Мяяяяяуу!» И снова никакого эха.
– Ну, дядя Рем!
– Кто такой дядя Рем? – спросил Джордана детский голос. Он обернулся. Дверь, в которую он собирался постучать, была открыта, но он никого не видел. – Я здесь, – сказала маленькая девочка. На груди ее белого платья засыхали капли черничного сока.
– Кто ты?
– Я?! – голубые глаза девочки расширились от чувства собственной важности. – Триш, – она набрала в легкие побольше воздуха, – то есть Патриция, – ее маленькие кулачки уперлись в бедра. – А ты?
– Джордан.
– Джордан, – повторила девочка. Белокурый локон упал ей на глаза. – Пф! – сдула она его. – Я не знаю никого с именем Джордан, и дядя Рем не живет здесь.
– Он священник и жил в другом конце коридора.
– Священник? – девочка нахмурилась. – Такой высокий, дарит конфеты и рассказывает сказки?
Джордан улыбнулся, и девочка сочла, что это «да». Ее лицо просияло, но тут же снова стало серьезным.
– Он мой друг, – с гордостью заявила она.
– Друг?
– Да. Он рассказал мне много сказок и подарил много сладких конфет, – девочка помрачнела и опустила глаза. – Мама говорит, что если я буду есть много сладкого, то растолстею, и никто не захочет взять меня в жены. Но я все равно ем.
Джордан снова улыбнулся, отыскал в кармане жвачку и протянул ей.
– Хочешь?
– Я вообще-то тебя не знаю, но… – девочка поджала губы, борясь с искушением. – Но… – она огляделась по сторонам. – Но раз никто не видит… – девочка схватила жвачку и спрятала в кармане. – Хочешь посмотреть, как я танцую? – она сделала изящное па. – Понравилось?
– И это все?
– Я маленькая и пока только учусь! – девочка деловито топнула ножкой. Джордан напомнил ей о Реме. – Он научил меня молиться! – она сложила на груди руки и что-то зашептала. Несколько секунд ее голубые глаза были закрыты. – Подожди! – замахала девочка руками и убежала в комнату. – Вот, – сказала она, протягивая Джордану пожелтевшую фотографию незнакомой женщины. – Святой отец дал мне ее и просил молиться за эту женщину вместе с ним.
– Себила Леон? – прочитал Джордан на обратной стороне фотографии. – И кто она?
– Я не знаю. Он же твой дядя!
– Да. Ты права.
– Да. Я права, – девочка снова подбоченилась. – А ты не знаешь, когда он снова придет?
– Придет?
– Ну, да! Конфеты и сказки! – Девочка неловко хлопнула в ладоши.
– Он… Он переехал.
– Как и мой папа?
– Что?
– Я говорю, мой папа тоже куда-то переехал, и мы с мамой не знаем куда.
Черная кошка снова пробежала по коридору. Всплеснув руками, девочка схватила ее за хвост и потащила домой.
* * *Кэнди посмотрела на старую фотографию Себилы Леон и покачала головой.
– Нет. Никогда раньше не видела, – сказала она.
Они закрыли квартиру и вышли на улицу. Машина недовольно заурчала. Единственная церковь в городе была серой и невзрачной, как и все вокруг. Пожилой священник был лыс, как куриное яйцо. Свечи коптили. Пожилая женщина сидела в самом темном углу на иссохшей скамейке и что-то тихо шептала, раскачиваясь в такт слышимой ей одной мелодии.
