Вероника Белоусова - Прекрасная сторона зла
– Ой… – смущенно произносит Дина, спешно натягивая на себя одеяло.
– Мне нужно немного крови. Сейчас, – говорю я.
– Что с твоим лицом? – испуганно спрашивает Дина.
– Не сошлись во мнениях с одним типом.
– А Арсен? С ним все в порядке? – тревожится она. Сажусь на край ее постели, и Дина протягивает мне свою руку.
– Драка обошлась без его участия, а вот Якуба слегка задело.
– У него тоже теперь такое красивое лицо? – Дина морщится, когда мои клыки пронзают ей запястье, и закусывает нижнюю губу. Делаю несколько глотков и отпускаю ее. Я бы выпил больше, но боюсь, что тогда не смогу остановится и выпью ее всю. Лучше остаться немного голодным.
– Нет, ему повезло больше, – отвечаю я, наблюдая за ней. Она выглядит спокойной и даже равнодушной. Запечатываю укусы своей кровью и указываю пальцем на книгу.
– Ты знаешь русский? – спрашиваю я.
Дина кивает и прячет руки под одеялом.
– Откуда, если не секрет?
– Моя мама была русской. Ее убили, когда нам с сестрой было пять… Тетка отвезла нас в штаты, собиралась начать там новую жизнь. Но злой рок настиг нашу семью и тут. Она разбилась на машине. После этого мы попали в приют. Там я пообещала себе, что никогда не забуду русский, ведь это связь с моей мамой, с моими предками… Мы с сестрой, когда вдвоем, говорим только на нем.
– Сожалею. Ты никогда не говорила о своих корнях, – замечаю я.
– Разве это кому-то интересно? – грустно улыбается Дина.
– Представь себе, да.
– Ты не похож на того, кого волнуют чужие истории.
– Мы плохо знакомы, получается, – поднимаясь, говорю я. – Доброй ночи, Дина.
– Будешь уходить, закрой плотно дверь, пожалуйста, – просит меня Дина, и я выполняю ее просьбу.
Иду в свою спальню, чтобы принять душ и переодеться. Решаю, что отдыхать сегодня буду наверху. Мне хочется побыть одному, разобраться в том, что случилось. Толкаю дверь и застываю на месте. На моей постели с журналом в руках лежит Ливия. Услышав, что я вхожу, она поднимает голову, смотрит на меня, и на секунду ее губы трогает улыбка. Но тут же исчезает, едва она видит след от ожога, что тянется от уголка глаза к верхней губе. Вскакивает с кровати и подбегает ко мне. Встает на цыпочки и касается холодными пальцами моей щеки.
– Кто это сделал? – с тревогой спрашивает она, но я игнорирую ее вопрос.
– Как ты сюда попала? – убирая ее руки от себя, спрашиваю я.
– Неважно, главное, что я здесь, – уклоняется от прямого ответа Ливия. – Это были Отверженные, не так ли?
– Ты не отвечаешь на вопрос и рассчитываешь на откровенность? Глупо, Ливия, очень глупо. Особенно для тебя, – прохожу в комнату, опускаю шторы и сажусь в кресло. Я зол, и мне не хочется этого скрывать. Она садится напротив меня по-турецки и долго смотрит мне в глаза.
– Ты меня никогда не простишь? – спрашивает Лив.
– Никогда – это глупое слово для вечности. Но, возможно, однажды мне надоест презирать тебя.
– Лучше презирай. Это приятней, чем равнодушие. А так у меня есть надежда.
– Мы отклонились от вопроса, который я задал. Но раз ты его считаешь неправильным, спрошу иначе. Зачем ты здесь?
Ливия поднимается на ноги и начинает прохаживаться по комнате. Выглядит она сегодня не менее соблазнительно, чем всегда. На ней черные кожаные штаны и туника зеленого цвета, которая перехвачена тонким поясом-цепочкой на талии. На запястьях – золотые браслеты, в ушах, позвякивают цыганские серьги.
– Слышала, что ты уезжаешь. Зашла пожелать тебе хорошей дороги, – с улыбкой отвечает Ливия и скрещивает руки на груди. Ее взгляд мягок и спокоен, но я не верю этому спокойствию.
– Тебя неправильно информировали, – отвечаю я, подпирая рукой подбородок.
– Напротив. Я даже знаю, что тебя ждут, – Ливия берет с кровати сложенный вчетверо лист и машет им в воздухе. Узнаю письмо Елены и, поднявшись, отбираю его. Впрочем, Ливия не особо сопротивляется.
– Ай-ай-ай, как нехорошо читать чужую переписку, – говорю я, и мне хочется ее ударить за то, что она вторглась в мое личное пространство. Узнала то, что касалось только меня. – Тебе, конечно, к лицу имидж плохой девочки, но ведь я могу и забыть об этом.
– Ты клокочешь от ярости, я вижу. Можешь убить, меня, если хочется, – великодушно говорит Ливия и подходит ко мне. – Я в шаге от опалы и отречения. Смерть от твоей руки будет для меня лучшим вариантом.
– Лив…
– Дай мне сказать то, зачем я пришла, – перебивает меня Ливия, и в ее взгляде появляется привычная жесткость. – Ты должен уехать. Если тебе наплевать на свою жизнь, то подумай о мальчиках. Они вляпались по самое не могу, особенно Арсен. Не принимай то, что он выжил, как должное. Считай это чудом.
– Откуда ты знаешь… – начинаю я, но Ливия не дает договорить.
– Неважно. Ты лучший в своем деле, и, не смотря на твое прошлое, к тебе придут просить о помощи. Ты не сможешь отказаться, и тем самым подпишешь себе смертный приговор.
– Ты убила Маркуса? – глядя Ливии в лицо, спрашиваю я.
– Не оскорбляй меня столь глупым обвинением.
– Как ты замешана во всем этом? Откуда у тебя столько информации?
– Косвенно. Скажем так, я невольный свидетель чужих планов. Большего сказать не могу. Ты обо всем догадаешься сам. И желательно, чтобы это было, когда ты будешь, например, в России.
Ливия выжидающе смотрит на меня. Вспоминаю о визите Бариты, и теперь все становится на свои места.
– Ты опоздала, ко мне уже приходили.
– Знаю, я давно здесь жду тебя. Но ты еще не дал свое согласие.
– Зачем тебе все это? – беру Ливию за подбородок и заглядываю ей в глаза.
– Причины две. Первая – я хочу, чтобы ты простил меня. Вторая – в мои планы не входит оплакивать тебя вечность.
Не дожидаясь моего ответа, она обнимает меня и целует в губы. Ей, похоже, все равно, что я не рад видеть ее, что ее поступок причинил мне сильную боль. Ливия по-прежнему делает, то, что хочет, это вызывает отторжение и в то же время восхищает своей смелостью.
– Шрам останется, – слегка касаясь места возле ожога, с сожалением говорит Ливия.
– Ну, должны же у меня тоже быть украшения, – усмехаюсь я. И, подойдя к двери, распахиваю ее. – Прощай, Лив.
Ливия, ничего не говоря, покидает мою спальню. Наконец-то я остаюсь один. Мне нужно решить, что делать дальше. Выключаю свет и падаю на постель. Я озадачен и вымотан, но при этом по-глупому счастлив.
Когда спускаюсь в гостиную, Якуб и Арсен уже сидят там. Вид у них серьёзный и озабоченный. Представляю, как они воспримут новость, которую я хочу им сообщить. Задерживаю взгляд на журнальном столике, где стоят два бокала, до краев наполненных кровью. Видимо, Дэшэн постарался и сбегал на станцию переливания. Его внимательность к деталям меня восхищает. Он всегда знает, в чем мы нуждаемся, угадывает наши желания еще до того, как они озвучены. Сажусь в кресло и беру в руки стопку писем. Бегло просматриваю их.
