Ольга Крючкова - Слуга Люцифера
Нестерпимая боль пронзила Ваноццу: она прижала руки у груди.
– Перестаньте, – умоляла она, задыхаясь, – я всё прекрасно помню.
– Что ж! Тогда приступим к делу. Вы желали бросить недостойное ремесло, найти мужа и богатого любовника. Не так ли?
Женщина кивнула.
– Я исполнил часть своего договора: теперь дело за вами, – незнакомец пристально смотрел на женщину.
– Что я должна делать, сиор? – выдавила она с трудом.
– Зовите меня Асмодео, дорогая La bella. Вы предадите своему возлюбленному Родриго Борджиа вот это, – он извлёк из складок камзола небольшой флакон зеленого цвета, в котором обычно римлянки хранили духи. – В нём канторелла – яд, от которого нет противоядия. Скажите, что ваша семья владела тайной яда, и вы знаете его состав. Конечно, вы никогда не познаете тайну кантореллы, по мере необходимости я буду вас снабжать флаконами. При помощи кантореллы вы сможете удержать Борджиа около себя и помочь ему достичь заветной цели – стать понтификом.
Асмодео протянул женщине флакон, луч солнца сквозь резную листву винограда попал на стекло: оно заиграло изумрудными отблесками.
– Маленький смертоносный флакон… – Ваноцца рассмотрела его, убрав затем за корсаж.
– И ещё: вы родите девочку. Ей суждено сыграть ключевую роль в вашем «благородном» семействе.
Ваноцца замерла и насторожилась.
– Расслабьтесь, дорогая La bella. Разве я похож на мужчину, который издевается над женщиной в постели? Прикажите кормилице присмотреть за детьми, а мы же не будем терять драгоценное время.
– Но… – попыталась возразить женщина.
– Не волнуйтесь, ваш кардинал придёт намного позже обычного. Так, что приступим!
* * *Лукреция росла подвижным ребёнком, она безудержно носилась по саду, исправно «собирая шишки», где только могла. Кормилица не успевала за ней усмотреть и беспрестанно бранила маленькую «чертовку»:
– Лукреция! Ты навсегда останешься маленькой и не вырастишь красивой дамой!
– Почему? – полюбопытствовала семилетняя девочка.
– Потому, что дамы не носятся по саду, как служанки, а чинно ступают с высоко поднятой головой.
– Я поняла! – Выпалила девочка, встала прямо и направилась к дому с видом, будто она проглотила кол. – Так, да? – поинтересовалась она у кормилицы.
– Уже лучше, – одобрила та.
– Подумаешь… Я и так красива и умна, – заявила она, полная уверенности в себе. – И вообще я создана для богатства. Ну, что мне может дать мой отец? Он – всего лишь купец! Я же хочу носить золотые сетки для волос, усыпанные множеством драгоценных камней. Мои ноги будут украшать сандалии, у которых вместо пряжек огромные жемчужины!
Ваноцца, стоя под крышей галереи, наблюдала за дочерью. Она видела: Лукреция росла и хорошела на глазах и как умудрённая опытом женщина понимала, чем всё это может закончиться.
Однажды вечером Ваноцца вошла в зал, где на коврах играли дети, застав их совсем не за детскими разговорами.
Десятилетний Цезарь стоял перед Лукрецией на коленях:
– Ты будешь моей дамой, когда я вырасту и стану мужчиной?
– Конечно, если ты станешь сильным и богатым. Иначе я найду себе другого, – жеманилась девочка.
– А если я буду богат, ты ляжешь со мной в постель?
– Да, – не задумываясь, ответила малолетняя обольстительница.
Ваноцца стояла за дверью и наблюдала.
– Тогда поцелуй меня, – попросил Цезарь.
– Не смей! – Хуан одёрнул сестру.
– Он маленький! Я – старший мужчина в доме дела Короче после отца. Значит, всё здесь мне принадлежит по праву.
Он схватил Лукрецию и поцеловал прямо в губы.
Цезарь не стерпел и кулаком заехал брату в бок. Тот согнулся пополам:
– Ах, так… – произнёс он, задыхаясь. – Ну держись!
Ещё мгновенье и началась бы потасовка из-за «прекрасной дамы». Ваноцца не выдержала и вошла в зал.
– Что не поделили? – поинтересовалась она.
Мальчики молчали.
– Лукреция, может, ты ответишь!
Девочка стояла, рассматривая отделку своего платья на рукаве, изображая тем самым, равнодушие и безразличие к вопросу матери.
– Хуан, Цезарь! Идите в сад, – приказала мать.
Мальчики поспешно удалились.
Ваноцци смотрела на дочь, с ужасом понимая, что не любит и даже боится её. Девочка оторвалась от рукава, одарив мать невинным взглядом голубым глаз.
– Вы, хотите, мне что-то сказать, матушка?
Ваноцца не знала, что сказать: она получила то, что хотела, а дочь – расплата, она часть договора с diavolo.
– Лукреция, не заигрывай с братьями. Святая церковь осуждает кровосмешение между ближайшими родственниками.
– Неужели? – вымолвила девочка.
Ваноцци испугалась её тона и пожалела о том, что сказала.
* * *Шли годы, Лукреция превратилась в роскошную девушку, недавно ей исполнилось тринадцать. Она как взрослая дама золотила волосы[18], часами заставляя служанок наносить раствор, затем смывать его и просушивать отдельно каждый локон. Одевалась она изысканно, сиор дела Кроче ничего не жалел для дочери.
В то же время кардинал Родриго Борджиа также баловал «свою» дочь, засыпая её дорогими подарками, отчего Ваноцца была вынуждена лгать мужу, говоря, что купила то или иное сама.
Mercante делал вид, что верил жене. Он и дома с семьёй был прежде всего торговцем, поступая так как выгодно для него и для дела.
Он прекрасно знал, что Ваноццу посещает любовник-кардинал, ведь в окрестных домах достаточно fautores[19]. По началу, он переживал измены молодой жены, но затем смерился: лучше один кардинал, чем пол-Рима.
Ваноцца никогда не провоцировала мужа и встречалась с Родриго, не афишируя их страсти. Затем, когда дети подросли и Борджиа укрепил позиции кардинала, убрав всех соперников и завистников при помощи кантореллы. Он перебрался в вожделенный палаццо Санта-Мария-ин-Портико около Ватикана, который когда-то принадлежал могущественному и влиятельному кардиналу Баттисто ди Тильерри, Ваноцца стала посещать любовника сама.
Насытившись взаимной страстью, мадонна завела речь о Лукреции:
– Родриго мне, кажется, что девочка растёт своенравной. Твои бесконечные подарки портят её.
– Ха-ха, – рассмеялся кардинал, – дорогая La bella, как могут подарки испортить невинную девицу? Я в жизни не встречал ни одной женщины, которой бы повредили шелка и украшения.
– Ты, прав, carra mio[20]. Но она должна вырасти достойной и целомудренной, а это весьма сложно в нашем доме. Мальчики уже взрослые, они только и говорят о мужских удовольствиях. Подумай, что будет с твоей дочерью!
– Дорогая моя, La bella, целомудренна лишь та, которую никто не возжелал! Хорошо, я отправлю её с кормилицей и парой служанок в Субьяко, что в шестидесяти милях от Рима. Там находятся мои земли, дарованные инвеститурой[21] самого понтифика. Они принесут мне десять тысяч дукатов годового дохода. Да, кстати ей уже тринадцать. Ты думала о конфирмации[22]?
