Олег Кожин - Темная сторона дороги
Зарекался только раз, когда уже с Востока пригнал домой «крузака» с двумя пулевыми отверстиями в лобовом стекле. Жене сказал — камешки отлетели. Не поверила, губы побелели. Коснулась пальцами паутинки трещин и заплакала. Вот тогда Ивлев и зарекся, но… Горбатого могила исправит. Отмяк сердцем, телом в баньке распарился. Бедового «крузера» продал во-о-о-от с таким наваром и заскучал… Часто выходил на улицу рано и жадно втягивал ноздрями свежий воздух, угадывая скорую пыльную взвесь над дорогой и аромат выхлопа. Горизонты распахивались от моря и до моря, с севера на юг, с востока на запад и обратно, и серая лента рассекала землю с четким пунктиром на осевой. Ничего он больше не умел делать. Да и не хотел…
Ивлев глянул на часы. Звонить домой еще рано. Он ткнул пальцем в кнопку CD-проигрывателя. Второпях прихватил из дома всего один диск, как оказалось, с хитами шестидесятых. Схватил из стопки в комнате дочери первый попавшийся и… сбежал. Да-да! Пожалуй, именно сбежал, за два часа до отправления поезда, пока жена не пришла из школы, чтобы не чувствовать ее безмолвный укор и тоскливый взгляд брошенной собаки…
Эй, моряк! Ты слишком долго плавал,
Я тебя успела позабыть.
Мне теперь морской по нраву дьявол,
Его хочу любить!..
Второй день он слушал песенки времен родительской молодости и собственного слюнявого детства, бездумного, беззаботного и счастливого. Про черного кота, про глаза напротив, про ландыши, про девчонок и королев красоты, про электрички, шпалы и прочее. Откуда у дочери сборник ретро, он понятия не имел. Он прокрутил диск не один раз и, пожалуй, сейчас с удовольствием послушал бы радио, но японцы, при всем техническом совершенстве их автомобилей, до сих пор не додумались ставить на свои магнитолы FM-конверторы под российскую сеть вещания. Примочка копеечная, но — увы! — без нее нельзя было насладиться трескотней сермяжных диджеев и музыкой в паузах их натужного остроумия. Во Владивостоке он закрутился и забыл об этой ерунде.
Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно,
Там бы, там бы, там бы, там бы пить вино…
Кажется, после того случая с «крузером» жена и приохотилась пить во время его поездок. Не то от страха за него, не то из чувства протеста, потому что никак не могла уговорить его найти работу в городе, без долгих командировок и дальних перегонов. Не сразу, конечно. Сначала она снова плакала, потом злилась, следом угрожала, что наставит ему рога, и так всякий раз, когда он собирался за новой машиной. Уезжать стало пыткой. Долгие проводы — лишние слезы. В конце концов дошло до того, что она пообещала ему «замыть» дорогу. И еще кое-что, про Попутчика… Вот тут его проняло. Проняло и взбесило потому, что некоторые вещи нельзя делать. Кое о чем не стоило говорить просто так…
В общем, она и сама испугалась. А после принялась пить. Она много пила, по-мужски запойно и зло, отчего кожа на лице быстро увяла, приобрела нездоровый цвет, а глаза утратили привычный задорный блеск.
Эй, моряк! Ты слишком долго плавал,
Я тебя успела позабыть.
Мне теперь морской по нраву дьявол,
Его хочу любить!
Да, он долго «плавал». Может, стоило послушать ее…
Какого черта! Ивлев выключил проигрыватель. Он же не только для себя старается! Да, риск есть. И не всегда прибыльно заниматься перегонами. Ну и что? Что теперь? На дядю ишачить? В такси, на маршрутке? В персональных водителях состоять при какой-нибудь жопе? Без выходных, с утра до вечера?..
Нет. Нахлебался он этого. По самые ноздри.
Стерва — она и есть стерва! Чего надо? Все ведь есть: дом свой, гараж, две машины, деньги. Ребятишки подросли… Эх, да чего там? Ивлев привычно оборвал себя. Бесполезно. Чего травить душу?..
Солнце догнало его и повисло над машиной, словно предлагая потягаться в скорости. В салоне стало жарковато, Ивлев включил кондиционер, направив поток воздуха в ноги. Двухлитровый «Ипсум» резво обошел его на подъеме, устремляясь к вершине холма. Давай, родной, двигай. Там под горкой заправка, а напротив обычно устраиваются красноярские областники с радаром. Оп-па! От оне, туточки! Иди к ним, мой радостный, голоси, руками размахивай, отпирайся…
Ивлев завернул на заправку. Купил сигарет и попытался позвонить жене. Прием устойчивый, сигнал дозвона проходил, но трубку она не брала. Ивлев послушал гудки, наблюдая, как водитель «Ипсума» разводил руками, что-то втолковывая коротко стриженому лейтенантику в фуражке не по размеру. Обгоревшие на солнце уши топорщились, как локаторы.
Через час Ивлев с дороги позвонил жене еще раз и с тем же результатом. Не отвечали ни дочь, ни сын. Что за ерунда? Ивлев терзал телефон, пока не посадил батарею. Зарядное устройство лежало в дверном кармане. Ивлев наклонился, не глядя нащупывая разъемом гнездо прикуривателя, — по встречке неспешно катил «Беларусь» с косилкой. Увядшие стебли травы, застрявшие в зубьях, волочились по асфальту. Трактор подпрыгивал и раскачивался, косилка вихлялась. Ивлев осторожно поравнялся с этой сноповязалкой, забирая вправо, на обочину. Пейзанин в кабине щербато ухмыльнулся и сделал ручкой.
Миновав залихватски пританцовывающее сооружение, Ивлев с облегчением опустил взгляд, чтобы воткнуть капризный штекер на место, и… заметил налет.
Тоннель с селектором коробки-автомата между сиденьями покрывал тонкий слой серой дряни, порошкообразной на вид, матово отсвечивающей на солнце. Взгляд скользнул чуть дальше. Та же гадость испачкала обивку пассажирского сиденья. Мгновение спустя Ивлев сообразил, что налет образовался там, где накануне он заляпал салон кровью.
Рев автомобильной сирены вернул Ивлева к действительности.
Прямо по курсу на него надвигался «КамАЗ», плюясь черным дизельным выхлопом. Пальцы в долю секунды сплющили упругую оплетку руля. «Vitz» вильнул на свою полосу, но не удержался на полотне, гравий обочины очередью выстрелил в придорожные кусты. Кое-как Ивлев выровнял машину и ударил по тормозам, чувствуя толчковое сопротивление АБС на педали. Машина остановилась в облаке пыли. Самосвал удалялся, возмущенно порыкивая.
Очень аккуратно Ивлев передвинул селектор коробки в положение «Р», отпустил педаль тормоза, заглушил двигатель и выдохнул. Пальцы подрагивали, но не слишком. Давненько, давненько, подумал он. А очко-то сыграло… Ивлев с облегчением рассмеялся. Все еще смеясь, он посмотрел на безобразный налет. Улыбка сползла с лица. Он прикоснулся пальцами к сиденью, ощущая слабую шероховатость, надавил. Велюр схватился коркой запекшейся крови, серая плесень присохла к свалявшимся ворсинкам.
