Чарльз Де Линт - Призраки в Сети
— Что-то вроде того. Только вирус не лишил Левиафана силы. Левиафан просто оказался дезориентирован. Я присматривался к этому месту веками. Когда объявился вирус и я увидел, что тут происходит, я воспользовался этим…
Я не очень поняла, но Кристиана понимающе кивает раньше, чем я успеваю открыть рот.
— Ты дал ему физическое тело, — говорит она.
— Я думал, это сработает. Ведь ни мне, ни кому-либо другому не под силу взять и просто выбросить отсюда Левиафана.
— А так ты просто убьешь его, — говорит Кристиана, и голос ее снова звучит угрожающе.
— Я не знал! — оправдывается Либрариус. — Клянусь, что я не знал.
— Вот почему Вордвуд рушится у нас на глазах.
Либрариус качает головой:
— Умирание Левиафана превращает это место в мир теней. Всякий, кто взглянет на него извне, увидит тьму и отчаяние. Уже предпринимались шаги подобраться сюда из других областей Мира Духов — не кем-то конкретно, а именно самим Миром Духов.
— И что? — спрашивает Кристиана.
— Если сейчас откроется дверь в Вордвуд, если кто-нибудь войдет или выйдет, то миазмы распространятся на Другие Миры.
— Но почему Вордвуд распадается?
— Не знаю. Возможно, кто-то пытается изгнать из него духов. Я ощущаю внутри некие толчки, требование уйти. Это звучит во мне как древняя музыка, первая музыка, которая когда-то сотворила мир.
Кристиана медленно наклоняет голову:
— И куда она тебя отошлет? В бездну, которая когда-то тебя изрыгнула?
— Не совсем. Я уже какое-то время жил в Мире Духов, прежде чем обрести теперешний облик. Но меня может распылить. Мне потом пришлось бы очень долго собирать себя по частям.
— Что ж, невелика потеря, — говорит Кристиана. Она некоторое время разглядывает его. — Но ты, кажется, не особенно расстроен?
— А чего мне расстраиваться? Левиафан сопротивляется тому, что его могучий дух втиснут в физическую оболочку. Мы все погибнем раньше, чем меня изгонят.
— А погибнуть — это лучше?
Либрариус улыбается:
— Для меня — да. Если бы сработало изгоняющее заклинание, то я мог бы больше так никогда и не собрать частицы своего духа, чтобы вести прежнее существование. А умирать мне уже случалось. И не составит труда воскреснуть из мертвых — ведь я дух-привратник, в конце концов. — Он улыбается еще шире. — Как жаль, что для вас все иначе.
— Да, просто ужасно несправедливо, — говорит Кристиана.
Она хочет встать, но новый толчок сотрясает землю. Мы все вынуждены схватиться за шкафы. Когда гром стихает, Кристиана наконец встает на ноги.
— Кто-нибудь вставьте ему снова кляп, — говорит она. — И следите за его руками. Если начнет шевелить пальцами — не церемоньтесь. Переломайте, и все. — Она испытующе смотрит на нас с Джексоном. — Как думаете, сможете?
Я понимаю, зачем это нужно, но сомневаюсь, что смогу. Но Джексон кивает.
— Да, я смогу, — говорит он.
Кажется, у него наконец открылось второе дыхание, хотя, может быть, я и заблуждаюсь. В каком-то смысле ему пришлось тяжелее, чем всем нам, ведь на него, кроме всего прочего, еще и давит чувство вины за все происходящее.
— Что ты собираешься делать? — спрашиваю я Кристиану.
— Найти что-нибудь, чем можно было бы убить Левиафана, — говорит она и тут же уходит, прежде чем я успеваю о чем-то расспросить ее.
Пройдя полдюжины шагов по проходу между книжными шкафами, она переходит на бег.
КристиМы идем по мокрому лесу, старательно выбирая, куда ступить, постоянно поскальзываясь, разбрызгивая грязь, то и дело натыкаясь на стволы деревьев, которые, если глянуть на них боковым зрением, не что иное, как… книжные шкафы. Но стоит опять посмотреть на них в упор — вековые деревья.
Не знаю, как долго нами владеет паника, но в конце концов Боджо берет меня за руку и останавливает. Рауль, не успевший затормозить, налетает на нас сзади. Он упал бы, но мы с Боджо вовремя подхватили его под руки. Сюзи и Аарон тоже останавливаются, перестав, таким образом, обдавать нас грязью.
Мы все тяжело дышим. Не знаю, как у остальных, а у меня колет в боку, так что мне приходится прислониться к ближайшему дереву. Я разглядываю кору. Не знаю, что это за деревья, но они огромные. У некоторых такие толстые стволы, что мы впятером не могли бы обхватить их руками. И они устремляются вверх, в бесконечность. В реальном мире их можно сравнить только с калифорнийскими мамонтовыми деревьями.
Мы довольно долго стоим, переводя дух. Потом Аарон о чем-то заговаривает, но Боджо предостерегающе поднимает руку. Он возвращается на несколько шагов туда, откуда мы пришли, наклоняет голову и прислушивается. Мы опять слышим гром, но кажется, что он очень далеко.
— Кажется, худшее позади, — говорит Боджо, вернувшись к нам.
Он вновь идет, и я стараюсь не отставать от него.
— Кто-нибудь еще видит книжные шкафы вместо деревьев? — спрашивает сзади Рауль.
— Это и есть книжные шкафы, — отвечает Сюзи.
Мы снова останавливаемся.
— Что? — спрашиваю я.
— И в то же время деревья, — добавляет она. — Они существуют одновременно. Не забывайте, я здесь родилась.
«Как и Саския», — говорю себе я, и снова, стоит мне подумать о ней, меня пронзает боль утраты.
— Вы знаете, куда мы сейчас идем? — спрашивает у Сюзи Боджо. — Чего нам ждать?
Она качает головой:
— Я только знаю, что мы в Вордвуде. У меня очень знакомое ощущение, — потом она пожимает плечами, — и в то же время очень незнакомое. С духом Вордвуда что-то не так.
— Ага, точно, не так, — насмешливо подхватывает Рауль. — Он пытается нас убить.
— Нет, не думаю.
— Пойдемте дальше, — говорит Боджо. — Можно разговаривать и на ходу.
— Но как они одновременно могут быть и деревьями, и книжными шкафами? — спрашивает Аарон, когда мы снова трогаемся с места.
— Не знаю. Просто это так, — отвечает Сюзи.
— Мне кажется, я понимаю, — говорю я. — Это вопросы апперцепции. Мы видим то, что ожидаем увидеть.
Аарон усмехается:
— То есть это опять из той же оперы: Мир Как Он Есть, потому что нам удобнее видеть его таким?
— В общем, да.
— Но ведь никто из нас не знал, чего ждать, — возражает Аарон. — Так почему же все мы воспринимаем это как лес?
— Может быть, из-за названия? — высказывает предположение Рауль.
Разговор сходит на нет, а мы продолжаем идти. Очень медленно окружающий пейзаж начинает меняться. Земля под ногами становится более твердой. Грязи больше нет, вернее, она высохла и затвердела. Теперь тропинка такая же, какой была, когда мы преодолели стену тумана. Деревья такие же большие, какими были и раньше, но с ветвей больше не капает. Как будто и не было никакого дождя.
