Андрей Тепляков - Пустошь
— Привет!
Она посмотрела на Линду.
— Ты цела?
— Да. Нормально. Я переживала.
— Не надо. Все хорошо.
Анна повернулась к Чарли.
— Вы в порядке?
— В полном. Ты не знаешь, что здесь стряслось?
— Может быть.
— Не хочешь рассказать?
— Не сейчас. Когда-нибудь, потом.
Гораций посмотрел в окно и покачал головой.
— Еще один, — сказал он.
Анна села на стул рядом с кроватью Линды и взяла ее за руку.
— Я посижу с тобой немного, а потом пойду к сестре. Она волнуется.
Линда кивнула.
Город тяжело пережил потрясение. Смерть собрала чуть больше ста жизней. В основном, это были старики и маленькие дети — те, кто оказался слишком слаб, чтобы выжить. Большинство из них умерло в госпитале, некоторые на улице или дома. По городу сновали машины и собирали тела. К тому моменту, когда Анна вышла, почти все они были перевезены на окраину.
Военные и врачи организовали несколько пунктов психологической помощи, но почти никто туда не обратился — люди просто возвращались домой. Они шли по улицам, медленно, как и Анна, глядя по сторонам, будто впервые видели свой город, удивленные и растерянные, как потерявшиеся дети. Анна шла среди них, подставив лицо теплым лучам солнца. Она улыбалась. Ни страха, ни сомнений не осталось в ее сердце: оно, как и сердца всех этих людей, было опустошено. Из них было вычеркнуто все: боль, радость, зависть, любовь — все, и сейчас, в этот самый момент, они наполнялись заново. Этим ярким днем, этим солнцем, этой свободой. Все прежние грехи были смыты, все эти люди родились заново, чтобы жить и уже никогда не стать прежними.
Дверь открыла София. Она стояла на пороге и, улыбаясь, смотрела на Анну. Рядом, обхватив ее за талию, стоял Брайан. Он тоже улыбался. Мгновенье спустя к ним присоединился Тревис. Он обнял их за плечи, и в его глазах Анна увидела то, что заставило ее улыбнуться в ответ, улыбнуться сквозь слезы, помимо воли текущие из глаз — это был покой, и любовь, и чистая страница души, на которой еще не было ни единой записи.
Ветер шевельнул их волосы и устремился дальше — мимо окон, мимо покатых красных крыш, столбов с натянутыми проводами — выше и выше — к небу, синему и безмятежному — ввысь.
ГЛАВА 44
— Как там Сэм?
— Спит.
Анна повернулась к мужу и улыбнулась.
— У него сегодня было столько впечатлений!
— Да уж! Кстати, Барбара ему явно понравилась.
— Весь в отца!
— О чем это ты?
Он подошел к ней сзади и обнял. Анна хихикнула.
— Что ты делаешь? А если они войдут?
— Пусть входят. Я имею право приставать к собственной жене!
— О, мистер Стивенс! Я еще не закончила мыть посуду, мистер Стивенс!
Она повернулась и брызнула на него водой.
— Ах ты…!
— На.
Анна дала мужу блюдо с фруктами.
— Развлекай их пока.
— Для тебя — все, что угодно, дорогая! Но если Курт опять начнет нудить по поводу налоговой системы штата, я сбегу из дома!
— Ты справишься, Дуг. Я в тебя верю.
Он дошел до двери и повернулся к ней.
— Не возись долго. Все-таки, это твой день.
— Я мигом.
Он вышел.
Анна быстренько домыла посуду и сняла халат. Под ним оказалось легкое красное платье, с глубоким декольте, от которого у Дуга всегда захватывало дыхание. Ей это нравилось. Со дня свадьбы прошло уже три года, а он все так же пламенно и нежно любит ее, как в самом начале. Не многие могут похвастаться этим. И не только этим. Что скажете о собственном доме в три этажа на берегу Чемплэйна? О новенькой «Тойоте» в гараже и «Мерседесе» Дугласа? Неплохо, правда?
Но самое главное сокровище Анны — двухлетний Сэм — белобрысый, как его отец, и красивый, как ангел, спал сейчас на втором этаже. Каждый раз, когда Анна думала о нем, ее сердце наполняла нежность, и даже хотелось плакать, потому что не верилось. Не верилось, что все может быть настолько хорошо. Как сбывшаяся мечта, как прекрасный сон, вдруг ставший явью.
Она улыбнулась своему отражению в зеркале и пошла к гостям.
С Дугласом Стивенсом, тридцатитрехлетним адвокатом из Бурлингтона, Анна познакомилась на ежегодном фестивале джаза, который проводился на острове Бартон, по ее мнению — самом чудесном месте на земле. Роскошь летней природы, дух веселого праздника и высокий, светловолосый красавец с бокалом шампанского в руке; темная вода озера, в которой отражались разноцветные огоньки, прикосновения его рук — так все и началось.
Их роман, вспыхнув, как факел, всего за две недели разгорелся до настоящего лесного пожара. Анна сгорела в нем, вся без остатка, а потом, словно мифический Феникс, возродилась снова, и что-то исчезло, что-то покинуло ее душу, отпустило. Дуглас — он смог это сделать, сделать так легко и без усилий, решительно перевернуть страницу ее жизни, и нет ничего удивительного в том, что на новом листе она, сжав рукой в белой шелковой перчатке перо, написала «Анна Стивенс».
Она переехала к мужу, и с этого момента в ее жизни начались счастливые перемены: они с Дугом стали работать вместе, и за последний год их доход составил почти миллион долларов; они купили дом, который больше походил на сказочный замок, чем на жилище; потом родился сын — самый прекрасный ребенок на свете — все, что бы они не делали, получалось. И еще — они любили друг друга.
Но была и тайна. Тайна, которую Анна привезла с собой и берегла от стороннего любопытства. От всех и даже от Дугласа.
Он пытался поговорить об этом, но получил такой решительный отказ, что разговор закончился, так и не начавшись. В прошлом его молодой жены что-то было. Несколько раз в год Анна получала письма из Нью-Мексико. Некоторые были от Софии Ватерс, ее сестры, другие были подписаны просто «Линда» или «Чарли». Однажды пришло письмо от человека по имени «Гораций». Письма Анна читала в одиночестве, уходя в свою студию. Не раз и не два она возвращалась оттуда с покрасневшими от слез глазами. Дуглас пытался расспрашивать ее, но Анна всегда уходила от ответа.
И еще эта рация у нее на столе. Неуклюжая рация армейского образца, которую Анна соединила с записывающим устройством. Она стояла, как божок, среди бумаг и канцелярских принадлежностей, глядя на пришельцев ярким красным глазом.
Но если позабыть об этих маленьких странностях, Анна была лучшей женщиной из всех, живущих на свете. А жизнь была прекрасна. И будет прекрасна. Аминь!
Дуглас встал, держа в руке бокал шампанского. Гости прекратили свои разговоры, и все взгляды устремились на Анну. Она улыбалась.