Джеймс Лавгроув - Дни
Все эти слухи, правдивые и лживые, закончившие работу сотрудники охотно передают заступающим на смену ночным сторожам и уборщикам. Оцепенение и страх, которые охватили всех после взрыва, в силу каких-то загадочных алхимических воздействий времени уже переродились в ликование. Теперь-то, задним числом, можно сказать, что это было очень здорово – оказаться внутри магазина, когда там взорвали бомбу настоящие, всамделишные террористы. И служащие, которым предстоит ночная смена, остаются в полной уверенности, что пропустили нечто увлекательное и диковинное.
Для сверхурочных работ – починки сети над Зверинцем – вызвана ремонтная бригада. Через щели, проделанные двумя свалившимися вниз сотрудниками, уже выбираются на свободу бабочки и птицы, и, хотя ремонтники сразу взялись за работу, служащим Зверница придется выслеживать и отлавливать беглый товар еще в течение недели.
Во всем опустевшем здании тускнеет свет.
17.22
Фрэнк запирает дверцу своего шкафа в раздевалке и подбирает сумку, в которой лежит его выпачканная одежда и обувь. Он одет в точности так, как был одет утром, – вплоть до башмаков с мягкой подошвой и бордового шелкового галстука. Его волосы подсушены и причесаны, и выглядит он будто свежеотутюженным, заново отлитым в форму.
Фрэнк окидывает взглядом раздевалку, не ожидая испытать никакого укола ностальгии и, в согласии с ожиданием, не испытав его. Но как знать, быть может, он и не в последний раз стоит здесь, рассматривая эти два ряда стальных дверей с их висячими замками и отверстиями.
Он разворачивается и выходит в коридор, где его поджидает мистер Блум.
– Все в порядке? – спрашивает мистер Блум. – Я про одежду. Она тебе впору?
– Да, все оказалось впору. Спасибо. Стоимость, разумеется, перебрось на мой счет.
– Даже не подумаю.
– Нет, я настаиваю.
– Фрэнк! После того, через что тебе пришлось сегодня пройти…
– Прошу тебя, Дональд. – В голосе Фрэнка слышится нотка недовольства. – Я не хочу никому ничего быть должен.
– Ну, ты всегда будешь должен «Дням»! – Мистер Блум пытается подсластить горечь этого замечания улыбкой.
– Думаю, свой долг я уже выплатил, – отвечает Фрэнк, рассеянно почесывая параллельные глубокие борозды, похожие на полосы рыбьей чешуи, процарапанные на тыльных сторонах его ладоней ногтями мисс Дэллоуэй.
Они идут рука об руку к лифту для персонала, и мистер Блум замедляет шаг, чтобы не обгонять Фрэнка, шагающего неуклюжей, механической походкой. Несколько раз мистер Блум вроде хочет задать какой-то вопрос.
Наконец Фрэнк облегчает ему задачу.
– Нет, я пока не знаю, уйду ли. Я все еще думаю.
– Ну, это уже лучше. За обедом-то ты уперся и ни в какую.
– Дональд, пожалуйста, не ищи несуществующего смысла в моих словах. Я только хотел сказать, что случилось нечто такое, такое… Извини, я, наверно, не сумею этого объяснить.
Они доходят до лифта.
– Между прочим, Фрэнк, – говорит мистер Блум, нажимая на кнопку, – я отправил братьям рекомендательное письмо, где прошу их разрешить тебе уйти на пенсию без всяких штрафов, если ты этого пожелаешь. Собственно, я надеялся получить от них ответ еще до твоего ухода, но, видимо, у них сейчас полно хлопот. Прежде всего, со страховой компанией. Хотя, после того, что ты сегодня для них сделал, я думаю, вряд ли они откажут. В любом случае, расклад получается такой. Ты можешь остаться или, если братья согласятся, можешь уйти, аннулировав все долги и оборвав все нити.
Приезжает лифт.
– Ну, что скажешь?
Фрэнк входит в открывшиеся двери, поворачивается и ставит сумку с грязной одеждой у ног.
Он смотрит на единственного человека на свете, которого мог бы назвать своим другом.
– Не знаю, Дональд, – отвечает он. – Правда не знаю.
Двери закрываются.
17.31
Фрэнк выходит в сгустившиеся вечерние сумерки. В воздухе пахнет чем-то сладковатым, что довольно странно, поскольку он оказался с подветренной стороны от нескольких сотен немытых «витринных мух». Наверное, эта сладость существует не столько у него в носу, сколько в уме, и воздух пахнет так лишь потому, что этот воздух непохож на воздух внутри «Дней». Это – воздух, принадлежащий всей остальной планете, а сладкий запах – это свобода и неограниченные возможности.
У подножья ступенек стоят репортеры, берущие интервью у выходящих из магазина сотрудников. Поблизости припарковано несколько телевизионных фургонов, прибывают и новые. Появляются дуговые лампы, камеры, микрофоны, – и вот уже инцидент с бомбой подвергается дотошному расследованию тележурналистов.
Попрощавшись с охранниками, Фрэнк начинает спускаться вниз. Краем глаза он замечает одиноко стоящую женщину, но, приняв ее за одну из журналисток, решительно проходит мимо.
– Сознательно меня игнорируете, мистер Хаббл? – произносит знакомый вежливый голос.
Фрэнк останавливается. Оборачивается.
Миссис Шухов осторожно делает в его сторону два шага.
– Охранница сказала мне, что вы – человек привычки, – продолжает она, улыбаясь. – Всегда приходит и уходит через Северо-Западный вход, так она сказала.
– Вы, – медленно говорит Фрэнк, – доставили мне сегодня море забот.
Она не понимает, как следует толковать его тон. Что это – гнев? Или насмешливое лукавство? По его лицу тоже ничего не понять.
– Ну, извините меня, если…
– Да нет, вы тут не виноваты. Откуда вам было знать. – Уголки Фрэнковых губ почти незаметно подергиваются.
– Вы надо мной смеетесь, мистер Хаббл?
– Смеюсь? С какой стати?
Миссис Шухов вздыхает.
– Ну почему мужчины всегда все портят?
Тут Фрэнка посещает неожиданная мысль.
– Миссис Шухов, а вы не меня тут случайно поджидали?
– Наконец-то – проблеск интеллекта! Оказывается, мистер Хаббл, вы не безнадежны. – Она делает еще два шага ему навстречу. Он остается стоять на месте, не будучи посвящен в ритуал этого словесно-телесного танца. – Я подумала – а не захотите ли вы вместе со мной выпить по чашечке кофе, – говорит она. Он хмурится. – Если вы не против, – добавляет она поспешно. – Но если я переступаю какие-то границы, так и скажите. Может, ваши правила запрещают служащим запросто общаться с опозорившимися покупателями, или, может, у вас другие планы, – ничего, я все пойму.
– Погодите, дайте осмыслить. Вы хотите, чтобы я выпил вместе с вами по чашечке кофе?
– Ну, или чего-нибудь покрепче, если угодно.
– Да нет, кофе – это как раз… Как раз то, что нужно.
– То есть вы мне говорите «да»?
– Я не говорю «нет».
Миссис Шухов закатывает глаза.
– Честное слово! Думаю, если бы я отыскала в словаре слово «тупица», то толкование было бы коротким: «мужчина».
