Том Холланд - Спящий в песках
Как бы то ни было, никто из селян при мне об этом не заговорил, а я, в свою очередь, тоже предпочел не затрагивать столь щекотливую тему. Тем не менее, оставшись наедине со старейшиной, я поведал ему о том, что мне удалось узнать ночью, хотя строго-настрого велел хранить тайну.
Позже мы с ним собрали в долине всех жителей селения, и я, указав на изображение Осириса – бога, не ведающего смерти, – украшавшее стены каждой вскрытой гробницы, сказал:
– Всюду, где вы обнаружите этот образ, да будет помещен и образ солнца – в память о том человеке, который пытался очистить сию долину от зла и скверны. Вам же и потомкам вашим отныне и навеки надлежит оберегать покой спящих и не тревожить захоронения, ибо в одном из них еще погребено древнее зло.
О том, что зло поселилось и в моей крови, я, разумеется, умолчал.
В течение всего времени пребывания в Фивах мне приходилось бороться с адским голодом, немыслимым вожделением, обращавшим меня в ифрита. Так и не поддавшись этому чувству, я продолжил свой путь, сопровождаемый лишь Исидой, верной моей собакой.
Затем, следуя вниз по течению Нила, я приблизился к равнине, окруженной утесами. Там не было ничего, кроме пыльных холмов. Но мне не удавалось отделаться от ощущения, будто эти холмы скрывают нечто иное.
Заметив стоянку кочевников, разбивших свои шатры на равнине, я подошел к ним и спросил, не могут ли они показать мне какую-нибудь языческую гробницу. Бедуины с готовностью согласились.
Они провели меня по тесному ущелью и показали вход в просторную, незавершенную гробницу, где на дальней стене красовалось изображение древней царицы, обликом своим неотличимой от моей жены. Поняв, что все сказанное ею есть истина от первого до последнего слова, я в смятении и трепете начертал на той же стене образ царя Эхнатона. Начертал, не переставая дивиться сходству наших судеб – ведь воистину все, что происходило со мной, много столетий назад случилось и с ним.
Мне захотелось найти карьер среди скал – то место, где он, как потом и я, встретил покинувшую его жену и получил от нее тот же смертельный дар. По моему описанию бедуины без труда нашли это место и проводили меня туда. Как и в гробнице, я начертал на утесе изображение солнца. Когда же мною было объявлено, что место сие проклято, кочевники, как будто всегда о том догадывались, молча склонили головы.
Ничего не сказав о зле, поселившемся в моей крови и обратившем меня в ифрита, я, одолевая мучительный, поистине адский голод, попрощался с ними и ушел, так и не поддавшись соблазну.
Сопровождаемый лишь Исидой, я пересек равнину и вскоре наткнулся на запущенную, бедную деревеньку. Воистину изумления заслуживало то, что рядом с местом, где некогда возносился к звездам горделивый в своем великолепии город, теперь теснилась лишь кучка убогих хижин. Призвав на их обитателей милость Аллаха, я поведал людям, взиравшим на меня с любопытством, но и со страхом, кое-что из услышанного мною от моей бывшей супруги и продолжил свой путь к Каиру и этой мечети. Всякое дело венчает конец, и моим странствиям с соизволения Аллаха дано было завершиться в этой мечети.
Но до того, как мы уединились с тобой в этой комнате на вершине башни минарета, я никому не поведал ни о поселившемся в моей крови зле, ни об адском голоде, обращающем меня в ифрита. Голоде, который мне до сих пор удается обуздывать. И ныне единственной моей спутницей остается собака, верная Исида.
Знай же, о могущественный владыка, что рассказ мой правдив от первого и до последнего слова, ибо в нем истинно повествуется о том, что мне довелось услышать и чему я был свидетелем. И о том, как я стал тем, кого ты сейчас видишь перед собой.
* * *Когда же Гарун закончил свое повествование, халиф, воззрившись на него в изумлении и ужасе, отпрянул и вскочил на ноги.
– Во имя Аллаха, о Гарун, – воскликнул он, – история твоя чудеснее всех чудес, однако меня страшит значение твоих слов, равно как и алчный блеск твоих глаз!
Но Гарун лишь улыбнулся.
– Не бойся, могущественный владыка, – отозвался он, – ибо давным-давно я поклялся твоему отцу, что никогда не подниму на тебя руку. Однако мне хотелось бы, чтобы и ты вспомнил свою клятву сохранить жизнь моей дочери, ненаглядной Гайде.
– А ты сумел найти способ исцелить мою сестру, принцессу Ситт аль-Мульк? – спросил в ответ успевший вновь обрести самообладание халиф.
Гарун склонил голову.
– Я могу избавить ее от угрозы смерти.
– Тогда не умрет и твоя дочь.
– Ты должен будешь подарить ей не только жизнь, но и дворец, слуг и богатство, ибо я, как ты понимаешь, не смогу более заботиться о ней.
– Все будет сделано, как ты просишь, – кивнул халиф.
– Пусть все исполнится по твоему слову, и нынче же вечером твоя сестра Ситт аль-Мульк будет пробуждена от своего магического сна и станет неподвластна смерти. Тебя устраивают мои условия, о повелитель правоверных?
– Я принимаю их.
– Если так, то хвала Аллаху.
Гарун снова поклонился и поцеловал халифу руку.
– Давай встретимся с тобой на дороге, ведущей через холмы Мукаттам, ибо мы собираемся призвать тайные и темные силы, а такие дела лучше вершить подальше от очей смертных. До завтра, о владыка.
И с этими словами прямо на глазах взиравшего на него повелителя правоверных Гарун аль-Вакиль растаял в воздухе, подобно утреннему туману, оставив халифа в одиночестве.
В волнении и страхе аль-Хаким спустился по лестнице минарета и по прибытии во дворец без промедления выполнил данное аль-Вакилю обещание. Гайде облачили в роскошные одеяния, и свита из сотни слуг и служанок сопроводила ее к великолепному беломраморному, отделанному золотом дворцу, где на каждом столе стояла ваза с фруктами, а на каждом табурете блюдо с грудой драгоценностей. Когда же все было исполнено и наступил час вечерней молитвы, халиф призвал верного Масуда, и они вдвоем направились к холмам Мукаттам.
На плато Хулван халиф остановился и обернулся, бросив взгляд на вечерний Каир и его окрестности. Ярко светились городские огни, пустыня на западе, где только что село солнце, еще отсвечивала пурпуром, но ничто не могло сравниться великолепием с блеском мириадов серебристых звезд, что усеивали черный бархат небес.
Глядя на них, халиф невольно вспомнил о Звездной Обители – родине джиннов – и тут же, как будто подожженное звездным светом, в нем разгорелось нетерпение, подобного которому он ранее не испытывал.
Оглядевшись по сторонам, аль-Хаким громко выкрикнул имя Гаруна.
Но ответом ему было молчание.
– О Гарун! – снова воскликнул халиф. – Настал миг, когда ты должен показать обретенную тобой власть над жизнью и смертью.
