Дженнифер Макмахон - Люди зимы
Наши дни
5 января
РутиРути разбудили хорошо знакомые, по-домашнему уютные звуки, доносившиеся с кухни, где ее мать готовила завтрак. Принюхавшись, она без труда уловила запахи кофе, жареной грудинки и булочек с корицей, и почувствовала, как рот наполняется слюной. Выбравшись из постели, Рути быстро оделась и спустилась вниз.
– Доброе утро! – приветствовала ее мать. Голос ее был живым и бодрым, и Рути, обведя взглядом знакомую обстановку кухни, невольно подумала о том, как было бы хорошо, если бы все случившееся оказалось просто дурным сном. На мгновение ей даже показалось, что жуткие события последних дней действительно ей приснилось, но голос матери мгновенно разрушил иллюзию.
– Послушай, Рути, – сказала Элис, – я знаю, что тебе нужно многое понять, во многом разобраться, поэтому если у тебя есть какие-то вопросы, я готова на них ответить.
– Спасибо. – Рути налила себе кофе.
– Я не стала говорить об этом вчера, – продолжала мать, – но ты должна знать: и для меня, и для твоего отца ты была самым драгоценным даром, какой мы только могли себе представить. Мы любили тебя, как родную, и для нас не имело никакого значения, что в биологическом смысле ты не была нашим ребенком.
Рути кивнула и, почувствовав, что краснеет, низко опустила голову.
– Я сожалею, что так долго скрывала от тебя правду. И еще больше я сожалею, что ты узнала ее при таких… при столь трагических обстоятельствах.
Что на это сказать, Рути не знала, поэтому продолжала молча смотреть на столешницу.
– Теперь, когда ты знаешь всю правду, я хочу, чтобы ты подумала вот о чем… Я понимаю, что тебе очень хочется учиться в хорошем колледже. Если ты не передумаешь, мы, я думаю, найдем способ сделать так, чтобы ты смогла поступить в тот колледж или в университет, который тебе нравится. К сожалению, я уже не молода, и с каждым годом сил у меня не прибавляется. Пройдет какое-то время, и я больше не смогу присматривать за Герти. Откровенно говоря, мне уже сейчас не помешала бы кое-какая помощь… Для одного человека это слишком большая ответственность и слишком тяжелое бремя, и я боюсь, что после смерти твоего отца я уделяла Герти недостаточно внимания. Она… она очень любит, чтобы рядом с ней кто-то был. Иначе ей становится одиноко.
Элис отвернулась к плите, чтобы перевернуть грудинку, потом открыла духовку, где подрумянивались булочки. Выпрямившись, она вытерла руки фартуком и продолжала:
– Герти всегда питала особую, гм-м… привязанность к стенному шкафу в моей спальне. Я бы даже сказала, что он ей нравится, но дело не в этом. Каждый раз, когда я долго не приходила к ней в пещеру, она сама появлялась в этом шкафу, и я очень боялась, что однажды кто-нибудь из вас на нее наткнется. В конце концов, я забила дверь досками, чтобы отвадить ее от шкафа, но Герти это только рассердило, да и забитая дверь не была для нее помехой. Когда она появилась в шкафу в тот последний вечер, я увидела в ее глазах такую ярость и такое глубокое отчаяние, каких еще не видела никогда. Герти решила, что я от нее отказалась, и явилась за мной. Не пойти с ней я не могла – мне страшно было подумать, что́ она может натворить, если я откажусь. Выбора у меня не было: она вполне могла причинить вред тебе или твоей сестре, и я хорошо это понимала…
Сняв с плиты кофейник, Элис попыталась долить Рути кофе, но, увидев, что дочь еще не сделала ни глотка, налила кофе себе, щедро разбавив молоком и добавив большую ложку сахара.
– В общем, я пошла с ней, хотя был уже поздний вечер, и я знала, что вы будете волноваться. Не сразу я поняла, что на этот раз Герти вовсе не намерена меня отпускать. Чтобы я не сбежала, она привязала меня к стулу и требовала, чтобы я рассказывала ей сказки. Герти очень… сильная, и я ничего не могла сделать. Когда же она услышала, что вы спустились в пещеру, она привязала меня еще крепче и заткнула рот, чтобы я не могла ни позвать на помощь, ни предупредить вас об опасности.
Элис сделала большой глоток кофе и, отойдя к окну, стала смотреть на заснеженную вершину холма, над которой, словно корона черного властелина, вздымались пять гранитных обелисков.
– Ты меня понимаешь, Рути? – тихо спросила мать после паузы. – Нам с твоим отцом приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не повторилась история с Уиллой Люс и другими… Правда, смерть Уиллы целиком на моей совести, – тут же поправилась она. – Твоего отца уже не было, а одной мне было не под силу… Но если бы ты мне помогала, все могло бы быть иначе.
Подняв голову, Рути посмотрела на мать, и та ответила ласковой улыбкой.
– Кто-то должен охранять тайны нашего холма и оберегать жителей города, – сказала она. – Я ни на чем не настаиваю, я только прошу тебя хорошенько подумать…
В коридоре послышались шаги, и в кухню вошла Фаун. Она была в пижаме, с заспанным личиком. Она крепко прижимала к себе Мими.
– Ну-ка, кто хочет горяченьких булочек с корицей? – проговорила Элис совсем другим голосом и снова шагнула к плите.
После завтрака, пока Элис внизу мыла посуду, Рути и Фаун потихоньку пробрались в родительскую спальню.
– Это правда? – шепотом спросила Фаун, когда обе склонились над тайником в полу. – Ну, что мы с тобой вовсе не сестры?..
Рути взяла ее за подбородок и заставила приподнять голову. Глядя Фаун в глаза, она сказала:
– Ты – моя сестра, и всегда будешь ею, что бы ни случилось.
Девочка улыбнулась, и Рути, наклонившись, поцеловала ее в лоб.
Из тайника они достали бумажники Тома и Бриджит, револьвер и заключительные странички из дневника Сары. Все это они уложили в школьный рюкзачок Фаун, чтобы отнести в лес и сбросить в старый колодец.
– Ты уверена, что мы поступаем правильно? – в очередной раз спросила Фаун, когда они ужевышли в коридор. – Мама ужас как разозлится, когда узнает, что́ мы сделали!..
– Я думаю, мама не рассердится, – возразила Рути, ободряюще улыбнувшись. – Она сама хотела уничтожить эти вещи, но… не смогла. Понимаешь, мама вроде как чувствовала себя виноватой перед своими друзьями, потому что… ну, не знаю я! Как бы там ни было, она этого не сделала – и посмотри, чем все едва не закончилось! – Рути покачала головой. – Нет, пока эти бумаги целы, люди будут совершать новые безумства, лишь бы их заполучить. А, заполучив, станут будить новых и новых «спящих»…
Фаун удивленно посмотрела на сестру.
– Значит, чудовища по правде существуют?
Рути глубоко вдохнула.
– Да, – сказала она, – чудовища существуют, но… Они ведь не виноваты, что стали такими, правда? Мне, например, очень жаль Герти. Бедняжка вовсе не хотела превратиться в монстра и жить вечно, но обстоятельства сложились так, что у нее не было выбора.
