Стивен Кинг - Темная любовь (антология)
Сейчас она надевала этот ансамбль в первый раз. По крайней мере насколько ей помнилось.
Пандора тщательно наложила косметику, причесалась, думая, что делать дальше. На подоле платья было небольшое пятнышко, похожее на струп, но оно очень легко очистилось. Может быть, все-таки стоило надеть красный наряд.
Д-р Уолден сказала звонить в любое время. Может быть, после бара для одиночек. Она спросит мнение д-ра Уолден. Сегодня или как-нибудь в другой день.
Пандора выдвинула ящик и положила в черную блестящую сумочку нож с выкидным лезвием. Нахмурилась, вытащила его обратно и нажала кнопку: механизм был смазан и хорошо работал. Удовлетворенная Пандора бросила нож обратно в сумочку. Она вспомнила, как купила его среди прочих безделушек на очередном аукционе. Как медальон. Сейчас она вспомнила: когда она клала нож обратно в последний раз, она его обтирала от крови. Или это ее очередная фантазия?
Нож был настоящий.
Деррик — это будет забавно. Потом.
И Мэвис. Это будет прелестно.
Не быть больше жертвой. Никогда.
Дуглас Уинтер
Закольцованный ролик
Так моли же небеса,
Чтоб очнуться ото сна
В мире, что придумал сам…
"Шекспирс Систер"Ты знаешь этот сон. Он берет тебя за руку и ведет из глуши твоего кабинета, прочь от разбросанных по столу бумаг и вечно звонящего телефона в первый из многих коридоров. Секретарша твоя улыбается, но не тебе, а куда-то слева от тебя, телефонная трубка зажата между плечом и ухом, и ты слышишь, как она договаривается о свиданиях, месте и времени. Выходные, всегда строятся планы на выходные: посетить дантиста, сходить на тренировку по футболу к сыну, на свидание в затемненном номере мотеля. Тебе хотелось бы соврать ей что-нибудь новое, но уже высовывается твой "ролекс" из-под манжета с вышитыми твоими инициалами, и ты выдаешь отработанный нетерпеливый взгляд. Банк — на самом деле сберегательно-ссудная касса — закроется в четыре, и ты говоришь секретарше то же, что и обычно. Она кивает, не переставая улыбаться, и продолжает говорить.
И коридоры эти ты тоже знаешь. С холста на первом углу вспархивает стайка птиц. Открытые двери, которых здесь, впрочем, мало, показывают мельком другие офисы — с той же мебелью и ящиками для папок, те же обрамленные позолотой трофеи на выставке: полутоновые фотографии жен и детей, дипломы из лучших юридических школ, сертификаты допуска в соответствующие суды. Коридор ведет в следующий, тот — в следующий, и наконец ты идешь по вестибюлю, кивнув регистраторше перед тем, как нырнуть в туалет.
Ты облегчаешься от чашки послеобеденного кофе, зная, что еще не одна понадобится тебе, если ты хочешь сегодня закончить работу над сводкой, которую уже сейчас, дай Бог, перепечатывают в отделе машинописи. Но ты слишком далеко загадываешь, а это дурной знак.
И еще не забыть бумажные салфетки. Ты вытаскиваешь их пять, шесть штук из контейнера, складываешь аккуратным квадратиком и суешь во внутренний карман пиджака делового костюма.
Теперь ты готов. Последний раз глянуть в зеркало, расправить узел галстука и глубоко вдохнуть, так, чтобы желудок свело. На тебя смотрит человек, усталый от знаний, хозяин судьбы своей и своих клиентов.
Интересно, почему это зеркала всегда лгут.
Время бежит, а Делакорт — он прежде всего пунктуален. У него тридцать минут на все путешествие и куча бумаг, которые ждут у него на столе, чтобы задержать до полуночи. Он проводит расческой по волосам, тщательно застегивает двубортный пиджак. Потом решает снова помыть руки и запускает скомканный кусок бумажного полотенца через всю комнату, потом выходит. Регистраторша машет рукой в ответ на его "Скоро вернусь", и вот он же едет на лифте вниз.
Улицы в столице не имеют названий. В этом квадрате буквы растут в алфавитном порядке с юга на север, пропуская "J", а номера идут с востока на запад. Придумал какой-то сумасшедший француз.
Делакорту не нужна ни координатная сетка, ни туристская карта, ни указания. Последний год это паломничество он совершает каждую неделю и может пройти весь путь с закрытыми глазами. Это уже не прогулка, а миграция. Он предпочитает восточную сторону Тринадцатой улицы, пересекает по ней улицу "I" и входит в Франклин-парк, где встречает все ту же кучку человеческих обломков: костистые лица, увядшие тела, бутылки в бумажных пакетах. Чернокожая старуха в крапчатом пальто бесконечно таскает свою магазинную тележку по кругу, останавливаясь лишь иногда переложить подложенные под одежду газеты. На скамейке у фонтана сидит человек, о котором Делакорт знает лишь, что его зовут Эрпи — это имя вышито над карманом униформы заправщика "Тексако", которая, без сомнения, является его единственной одеждой. Эрни улыбается при виде его и просит на автобусный билет — теми же словами, которые произносит каждый раз, когда Делакорт проходит мимо. Делакорт вынимает из бумажника доллар и бросает в дрожащую руку Эрни. "Иди домой", — говорит он ему. Как и каждый раз. Эрни кивает и возвращается на скамейку.
На том конце парка — Четырнадцатая улица, а на той стороне ждет тайна винная лавочка и угловатый переулок, пережившие вторжение стекла и мрамора, известное под названием обновление города. К югу когда-то тянулся квартал баров и бурлеск-клубов, книжных магазинов и студий моделей страна теней, где правили в основном женщины, а завсегдатаями были мужчины. Теперь там борозда яркого бетона, задавленного многоэтажными монолитами. В этих зданиях живут адвокатские фирмы и офисы лоббистов, банкиры и бизнесмены, бесконечно растущий улей рабочих пчел. Перед тем как перейти улицу, Делакорт смотрит в обе стороны.
Витрины винной лавочки предлагают эротический сон из пива и девушек в бикини, но Делакорт не покупает. Времени только на три доллара, не больше и не меньше. Он воображает себя невидимым и ныряет в переулок, делает шагов десять к разрушенному крыльцу, спрятавшемуся с северной стороны. И в дверь, в темноту.
Запах, как всегда, валит с ног. Варево нечистого дыхания и потных подмышек, лизола и пролитого семени. Делакорт подавляет приступ тошноты и смотрит на ряд ожидающих кабинок. Он уверен, что когда-нибудь встретит здесь кого-то, кого знает. Хотя этого ямайца с бычьей шеей, который сидит за кассой, он знает. Знает отлично — в том же смысле, в каком знает человека в униформе "Тексако", где написано "Эрни". Почти каждую неделю он раздает им доллары.
Сегодня Делакорт выкладывает на конторку три портрета Джорджа Вашингтона и берет взамен три стопки четвертаков. Одиннадцать из них он бросает в карман пиджака, двенадцатый зажимает в руке, кивнув вместо "спасибо" человеку за кассой. Над плечом кассира нависает женщина, известная как Тейлор Уэйн, извернувшись в невозможно соблазнительной позе через весь плакат почти в полный рост, совершенно голая. В прошлый раз это была женщина по имени П.Дж. Спаркс, а еще за неделю до того — женщина по имени Аджа. Всегда белокурая, всегда голая, всегда желающая. Для Делакорта они ничего не значили.
