Елена Гладышева - Проклятье на последнем вздохе или Underground
22
— Ты что, сучка, любовника себе завела? — Николай в ярости схватил Ленку за горло.
— С чего ты взял? — испуганно поперхнулась Ленка.
Маленький Славик, почувствовав очередной скандал, испуганно заплакал. Это ещё больше разозлило Николая. Он схватил со стола, подвернувшийся ему под руку кусок «Докторской» колбасы и швырнул им в малыша. — Заткнись, сучёнок!
— Коль, ты что хулиганишь? — Ленка быстро подхватила на руки трясущегося сына.
— Где деньги на колбасу берёшь? — Николай угрожающе приблизился к жене.
Боясь получить удар по лицу, Ленка инстинктивно прикрылась плачущим Славиком. Рука у Николая была тяжёлая и последний фингал она носила почти месяц.
— А я думала, что это ты мне их подбрасываешь? — опешила Ленка, поняв, наконец, причину гнева мужа.
— Ты что меня за дурака держишь? — вскипел Николай.
— Ну как же? Я уже раза четыре двадцати пятирублёвки на кухне на полу находила, — теперь уже тормозила Ленка. — Думала, что это твои!
— Ты что больная? Или зубы мне заговариваешь? — кричал на жену Николай. — Откуда же у меня деньги, я уже два месяца, как уволенный! Или ты занимаешь у кого? А отдавать чем будешь? Натурой?
— Коль, да ты что говоришь? Если твоя первая гулящая была, думаешь и все такие? — заплакала Ленка, уткнувшись в маленькое тельце сына, обхватившего её за шею.
Николай в ярости покрутился по кухне, нашёл сигареты и закурил. Его нисколько не смущало присутствие в комнате маленького сына и беременной жены.
— Лучше правду скажи, сам узнаю — прибью! — пригрозил он, выплюнув с досады папиросу. Руки у него тряслись от злости.
— Да не кричи ты! Ребёнка пугаешь! Хочешь, чтобы он идиотом вырос? Вот завтра встань утром пораньше меня и посмотри на кухне, — всхлипывала Ленка. — Мне теперь и самой страшно и ничего не понятно.
Выпив бутылку водки, Николай за ужином свирепо косился на жену. Потом выпроводил Ленку с сыном на ночлег к её сестре, что бы она ночью ничего не могла подбросить, закрылся на засов и захрапел. А утром на кухне обнаружил двадцати пяти рублёвую купюру. Он долго вертел её в руках, тупо рассуждая, что это настоящая купюра, которую он может потратить или «белочка», которая скоро испарится?
Но она осталась и ещё больше разозлила и озадачила Николая.
— А может это наш домовой деньги подбрасывает? — заглядывала в глаза мужу Ленка. — Помню, бабушка рассказыла, что, если новый человек к дому, то домовой ему помогает. Может это он тебя залюбил?
— От тебя чокнуться можно! — отвернулся от жены Николай.
Но на другое утро он проснулся, когда было ещё темно. С бодуна он мучительно пытался сообразить, зачем ему это надо было? А выйдя на кухню, опять нашёл на полу деньги. А потом не нашёл.
— Ты, паскуда, взяла? — налетел он на Ленку.
— Я не брала, — оправдывалась плачущая Ленка. — Он же не каждый день их подкладывает! Бабушка говорила, что домового подкармливать надо. Давай ему на ночь колбаски на блюдце оставим.
Николай сухо усмехнулся.
Колбаса домовому понравилась и на утро на кухне нашлась очередная двадцати пятирублёвка.
Но Николай особо в домового не верил и решил установить на кухне ночное дежурство, что бы выяснить всё и возможно вывести жену на чистую воду. Он перетащил на кухню кушетку, включил свет и всю ночь клевал носом, боясь заснуть.
Вдруг в кухонное окно резко постучали. Нагло так, как к себе домой! Николай сжался в пружину, выключил свет и метнулся к окну.
В тёмном стекле покачивалась расплывчатая рожа.
Дрожащей рукой Николай рванул форточку. Рожа отпрянула в темноту и голос Петьки пьяно поинтересовался: — Выпить есть?
— Ты что, гад, по ночам шляешься, спать людям не даёшь? — оговорил Николай принаглевшего собутыльника, всё же впуская его в дом, и тайком вытирая холодный пот со своего лба.
— А ты, что спишь что ли? У тебя свет, как в Большом театре сияет, — оправдывался Петюня. — Выпить есть? Я за этим сюда и пришёл. Голова раскалывается, боюсь, что до утра не дотяну!
Николай пошарил глазами по кухне, заглянул в холодильник и обнаружил бутылку пива, заботливо припрятанную Ленкой мужу на опохмелку.
Петр жадно присосался к заветной бутылке. А Николай, пользуясь моментом, вытолкал его из дома.
— Иди, давай и больше не приходи. Пацан у нас болеет, вот мы и не гасим свет, — бессовестно врал он Петьке, закрывая за ним дверь.
Утром Николай был чернее тучи — денег не приплыло.
— Домовой при свете не придёт, — опять оправдывалась Ленка.
На другую ночь они трезвые устроили засаду, стараясь при лунном свете тщательно обозреть ночную кухню. И когда забрезжило утро, где — то рядом раздался подозрительный шорох.
Ленке от страха сильно захотелось в туалет, но она боялась даже пошевелиться.
— По — моему это крыса, — прошептал ей в ухо Николай.
— Почему ты так думаешь? — так же тихо отозвалась Ленка.
— Да вон она смотрит на нас.
Ленка проследила за взглядом мужа и в углу различила большую крысу. Та что — то держала во рту. Пробежав к блюдцу, крыса бросила двадцати пятирублёвку, схватила колбасу и шмыгнула в угол, задев длинным, лысым хвостом за, наставленные в углу, пустые бутылки.
Хотя крысы Ленке совсем не нравились, она сияла от радости, ведь она была реабилитирована. А вот Николай озаботился ещё больше. На вопрос «почему крыса носит им деньги?» могла ответить только она. А вот где она их берёт?
Возможно, разоряет чей — то схрон. Но чей? Ленка рассказала, что недавно умер от инфаркта её сосед, бывший при жизни каким — то строительным начальником. Наверно, он когда — то припрятал заначку, о которой его семья не знает? А может это деньги другой соседки тети Тани? Она работает закройщицей в ателье и ещё шьёт на дому. И к тому же одинокая. Эта точно деньги копит. С собой наверно забрать хочет.
Как бы то ни было, крысу они решили прикармливать и дальше. А та почти каждый день делала им презент. Конечно, всё это было необычно, но прибыльно.
Где — то через месяц, уезжая на «Скорой помощи» в роддом, Ленка наказала мужу отдать на недельку Славика её сестре и не забывать кормить крысу.
23
Вот и опять первое сентября. Рита с бабушкой Аней проводили Егора в школу, но только до калитки, как им было позволено, и теперь смотрели ему в след, пока он не свернул в переулок.
Егор пошёл в седьмой класс. Наглаженный, с модной причёской идеально уложенных светло — русых волос он больше походил на киношного заграничного студента, чем на провинциального школьника. И вызывал в маме и бабушке нескрываемое чувство гордости.
