Виталий Вавикин - Дети ночных цветов. Том 2
– Что тебе делать?! – опешила Бонни.
– Вообще-то мы думали, что ты поможешь нам, – признался Томас.
– Помочь? Но что я могу?
– Скажи для начала, что происходит с Бонни. Почему она видит Веру Ренци?
– Я не знаю, кто такая Вера Ренци.
– Психопат из Румынии, душу которой ты вернул в тело Бонни.
– Ах, ты об этом… – на лице Бадди отразилась усталость. – Сомневаюсь, что я сейчас смогу приготовить еще одно зелье, да и снова лишиться памяти Бонни, наверное, не захочет.
– А моя сестра? – Томас увидел, как Хоскинс покачал головой. – Ты врешь! – он сжал кулаки, сделал шаг вперед.
– Томас! – Бонни тронула его за плечо, но остановить не смогла.
Бадди вскрикнул и попытался убежать. Томас догнал его. Их окутало облако пыли. Бонни хотела закричать, но не могла. Хотела отвернуться, но тело онемело. Затаив дыхание, она жадно ловила каждый удар Томаса, каждый стон Бадди Хоскинса.
– Он еще жив? – спросила она Томаса, когда он отошел от скрюченного на земле тела.
– Я не знаю. – Он сел на деревянные ступени крыльца. – Сейчас мне охота убить их всех, отправиться в Милвилл и стереть этот чертов город с лица земли.
– Мне тоже, – призналась Бонни, села рядом с Томасом. – Очень больно? – спросила она, прикоснувшись к его правой руке.
– Больно? – Томас растерянно посмотрел на свои кулаки. – Это не моя кровь.
– Хорошо, – Бонни бросила короткий взгляд в сторону Хоскинса.
Пыль впитывала капли его крови. Несколько капель крови засыхали на лице Томаса. Но крови становилось больше. Она застилала мир. Бонни зажмурилась, надеясь, что головокружение пройдет, открыла глаза, но вместо отеля «Палермо» увидела Бухарест.
Улица была незнакома, и Бонни долго металась по чужому городу, пытаясь отыскать дом Веры Ренци, чтобы выбраться из этого сна. Когда ей это удалось и тьма за черной дверью расступилась, Бонни увидела старый заброшенный номер. Она лежала на грязной кровати. За окнами был поздний вечер. Рядом лежал Томас. Глаза его были закрыты. Бонни толкнула его в бок, заставляя проснуться. Он открыл глаза, улыбнулся, попытался поцеловать ее.
– Эй! – она спешно попыталась подняться с кровати, запуталась в спущенных штанах, упала, выругалась.
– Ты чего? – растерялся Томас.
– Ничего. – Бонни бросила на него гневный взгляд. – Отвернись.
– Я думал, что нравлюсь тебе.
– Не мне.
– Что?
– Это была не я! – Бонни вскочила на ноги, шагнула в сторону ванной, вспомнила, что это заброшенный отель, остановилась.
– Я думал… – Томас поморщился, растерянно поджал губы. – Извини. Просто ты была такой…
– Психопаткой?
– Нет. Обыкновенной. – Он помялся и добавил. – Я правда ничего не понял.
– Ладно, – Бонни тяжело вздохнула. – Чего уж теперь, – она натянуто улыбнулась. – В конце концов, не ты меня сделал такой. – Черты ее лица снова стали жесткими. – Они всем нам испортили жизнь.
– Да.
– И еще многим испортят. – Бонни прищурилась, вглядываясь Томасу в глаза. – Когда мы сидели на крыльце, днем, после того, как ты избил Хоскинса, и до того, как появилась Вера Ренци… Ты сказал, что хочешь убить их всех… Это правда? Потому что если да, то я хочу поехать с тобой. Вместе. В Милвилл. За себя, за свою мать, за Донована, твою сестру, тебя… За всех, кому они испортили жизнь и кому еще собираются испортить. – Она дождалась, когда он кивнет. – Ты вспомнил что-нибудь о Милвилле?
– Немного. – Томас выдержал пристальный взгляд Бонни. – Думаю, у Хоскинса можно будет узнать много полезного.
– У Хоскинса? Разве ты его не убил?
– Он заходил, когда мы с тобой… – Томас замялся.
– Понятно, – кивнула Бонни. Когда они вышли на улицу, Хоскинс сидел на крыльце. Его лицо было покрыто пылью и засохшей кровью. Сломанный нос наклонился набок. Пара зубов была выбита.
– Я слышал, о чем вы говорили, – сказал он, не глядя на Бонни и Томаса.
– И что? Ты поможешь нам? – спросила Бонни.
– Не вам. Себе. – Хоскинс закряхтел, поднимаясь на ноги. – Хватит бежать. – Он пошатнулся, вытянул руку, надеясь, что Бонни или Томас помогут ему устоять, снова упал. – Да. Верно. Так все и должно быть. – Бадди снова начал подниматься на ноги.
– Как хорошо ты знаешь Милвилл? – спросила его Бонни.
– Нет, – замотал головой Томас. – Ты не посадишь этот мешок с дерьмом в мой «Бентли»!
– И как, интересно, ты меня остановишь? – она показала ему ключи от его машины.
– Черт! – Томас растерянно хлопнул себя по пустому карману. – Надо было тебя убить! – прошипел он Хоскинсу.
– Все еще ненавидишь меня за то, что я бросил тебя в Милвилле? – спросил его Бадди.
– Что?! Причем тут это? – растерялся Томас.
– Когда мой отец бросил нас с матерью, я его ненавидел.
– Ты не мой отец.
– Не говори, что ребенком ты не хотел этого. Здесь, в этом отеле. Когда мы жили как одна большая семья. Я помню. Ты был очень сильно привязан ко мне.
– Мне было шесть! – Томас снова сжал кулаки. Бадди отвернулся.
– Пойду подгоню машину, – сказала Бонни, решив, что если Томас что-то сделает сейчас с Хоскинсом, то она не станет вмешиваться.
Но Томас не сделал. Наоборот. Он помрачнел, замкнулся.
– Ты уверен, что тварь, о которой ты рассказывал, оставила тебя? – спросила Бонни Хоскинса, когда они отъехали от отеля. – Потому что то, как ты себя ведешь – это… это странно. Очень странно.
– Мне просто страшно.
– Страшно?! Не думала, что у такого, как ты, мог остаться страх.
– Наверное, поэтому тварь так долго и управляла мной. Она знала, что я боюсь, знала, как заставить меня подчиняться. Я боялся боли, боялся страданий. Боялся, что любое непослушание повлечет жестокое наказание.
– Думаю, об этом знала не только тварь. – Бонни не смогла сдержать ехидной улыбки. – Поэтому ты согласился помочь, когда Донован сжег твое лицо? Тоже испугался боли?
– Ему помог не я. Ему помогла тварь. Донован мог убить меня, а это значит, что умерла бы и тварь. К тому же Донован не собирался останавливать меня. Ему нужна была только собственная жизнь.
– Сколько всего таких, как я?
– Десятки. Я помню десятки. Но перед тем как тварь покинула меня, мы снова поселились в индейской резервации, но на этот раз у нас были грандиозные планы.
– Все-таки Доновану нужно было тебя убить. Дождаться, когда ты выполнишь свою часть договора, и убить. – Бонни поджала губы, заставляя себя замолчать. Молчал и Хоскинс.
Мыслей в голове почти не осталось. Здоровых мыслей. Все остальные были черными, воспаленными, с содранной кожей. Собственная голова превратилась в камеру заточения, в которой каждая стена наполнена ужасными картинами боли и страданий. В камеру, где есть слабая надежда на свет – крохотное, затянутое решеткой окно, через которое не выбраться, но которое позволяет не свихнуться окончательно, не стать заложником безумия и отчаяния диких настенных рисунков, скрывавших все прошлое, все хорошее, что было прежде в жизни. Рисунки и надписи. Частично утерянные химические формулы, брошенные кем-то фразы, обрывки писем, клочья обещаний. Где-то там было обещание, данное Бадди много лет назад Трэйси. Обещание вернуться за ней. И где-то там была химическая формула, позволившая твари открыть ворота в другой мир, чтобы выпустить души убийц и маньяков на свободу.
