Клайв Баркер - Сотканный мир
– У нас есть внутри дела, – сказал он вместилищу Уриэля. – Работа для Бича.
Но Хобарт все еще сопротивлялся.
– Божий дом. Нельзя его уничтожать.
Забавно. Он, урожденный католик, и Пламя Господа, Уриэль, готовы стереть с лица земли этот жалкий храм, а Хобарт, который верил только в Закон, спорит с ними. Этот человек носил у сердца не Библию, а книгу дурацких сказок. Может, он чувствует приближение смерти и торопится замолить грехи? Как бы то ни было, Шэдвелл был непоколебим.
– Ты же дракон, Хобарт. Вспомни об этом.
Бывший инспектор покачал головой, и свет в его горле вспыхнул ярче.
– Ты хотел огонь и получил его.
– Я не хотел, – слова его начали путаться. – Забери... его... назад...
Потом из его рта вырвался клуб дыма. И вместе с ним – голос Уриэля.
– Хватит спорить.
Хобарт, дрожа, как в лихорадке, еще пытался овладеть своим телом, и Шэдвелл поторопился увести его из поля зрения прохожих.
– Там, внутри, Чародеи. Твои враги.
Ни ангел, ни Хобарт не слышали его. Инспектор проявил неожиданную строптивость, и Уриэлю пришлось побороться, время от времени швыряя непокорное тело об стену.
Голова Хобарта повернулась к Шэдвеллу, и из его дымящегося рта глухо донеслось последнее:
– Я... не хочу...
– Поздно, – Шэдвелл вытер брызги крови на лице.
– Он знает это, —ответил Уриэль. – Он теперь дракон.
Хобарт зарыдал: слезы мгновенно высыхали на пылающем лице.
– Не бойся, —Уриэль явно пытался подражать Шэдвеллу. – Слышишь меня, Хобарт?
Голова судорожно качнулась, словно мускулы шеи отказывались ее держать.
– Пошли?
Голова качнулась еще раз. Хобарт отпустил руку Шэдвелла и на негнущихся ногах шагнул в дверь.
Внутри было пусто и пахло ладаном.
– Я чувствую чары, —пророкотал Уриэль.
– Конечно, – Шэдвелл еле поспевал за ангелом. Он думал, что тот проявит какое-то почтение к алтарю, но Уриэль миновал его, не удостоив взглядом, и прошел прямо к двери, ведущей в подземелье. Один взгляд – и дверь слетела с петель. Помещение наполнилось дымом. Они начали спуск.
Внизу горел свет: должно быть, в святилище их кто-то ждал. Уриэль двигался по коридорам, сбивая со своих мест гробы и развеивая их содержимое в прах. Его тело – измученное тело Хобарта – окружали огненные ленты. На полпути дорогу им преградил священник, бледный, как будто уже мертвый.
– Кто вы?
– Отойди, – скомандовал Шэдвелл.
– Убирайтесь! Вы осквернили святилище!
Уриэль остановился и одной рукой схватил себя за волосы, поворачивая лицо к стене. Шэдвелл понял, что Хобарт опять пытается восстановить контроль над телом. Немедленно тело начало содрогаться, пока ангелу не удалось снова повернуть голову. Священник не использовал последний шанс спастись – он стоял на том же месте, глядя ангелу в лицо.
Этот взгляд оказался для него последним. Шэдвелл не видел такого даже на Рю-стрит. К горлу его подступила тошнота, но он был слишком любопытен и не отвел глаз, пока огонь пожирал тело священника. Все это заняло несколько секунд, после чего Уриэль двинулся дальше. Шэдвелл – за ним, морщась от невыносимого жара. Огонь не щадил ничего – гробы, кости мертвецов, даже сами кирпичи: все пылало.
У двери святилища Шэдвелл замешкался. Это были владения Иммаколаты, и здесь она принимала поклонения верующих, как богиня. Он никогда не верил в ее божественность; так откуда же этот внезапный страх?
Он получил ответ, войдя внутрь. Она была здесь, его любимая и ненавидимая Колдунья, где-то рядом. Смерть не властна над ней.
– Богиня, – услышал он собственный шепот.
Он не успел предупредить Уриэля. Второй священник, совсем мальчишка, бежал за ангелом, занося нож. Хобарт закрыл лицо, пытаясь не допустить второго убийства, и священник воткнул нож ему в бок. Когда он замахнулся для второго удара, пламя Уриэля прошло через пальцы инспектора, сжимая их, и обрушилось на юношу. Он отлетел на кучу костей, уже превращаясь в пепел, как его коллега.
Уриэль запек рану одним взглядом, потом повернулся к Шэдвеллу. Один бесконечный миг торговцу казалось, что сейчас Бич сожжет и его.
– Не бойся, —сказал ангел.
Чуть раньше он смог успокоить и Хобарта – без слов. Теперь инспектор не сопротивлялся, хотя обе его руки почернели и скрючились, как клешни. Он только чуть всхлипывал от боли или от сознания того, что его тело используется для таких зверств.
Потом Уриэль обратил внимание на стены.
– Мне нравятся эти кости, —сказал он, и щупальца света протянулись от него, пробегая по черепам и ребрам мертвецов.
Наступило молчание, нарушаемое лишь потрескиванием огня в коридоре. И тут Шэдвелл услышал голос Иммаколаты – самый тихий в мире шепот.
– Что ты наделал?
Он оглянулся. Ангел продолжал рассматривать макаберный узор на стене. Он ничего не слышал.
– Что ты наделал? – опять спросила она. – Он не знает, что такое жалость.
– А ты знала?
– Я не знала, что я такое. Думаю, Бич тоже.
– Его зовут Уриэль, и он ангел.
– Чем бы он ни был, ты не удержишь его.
– Удержу. Он слушается меня.
– Зачем лгать? Я же вижу, что ты его боишься. Их прервал грохот. Оглянувшись, Шэдвелл увидел, что Уриэль сметает кости со стены, как хрупкий фарфор, и они с сухим треском падают на пол.
Уриэль рассмеялся – этому его тоже научил Шэдвелл – совершенно безжизненным смехом. Ему понравилась игра, и он повернулся к другой стене, потом к третьей.
– Вели ему остановиться, – прошептал призрак Иммаколаты. – Останови его, если не боишься.
Но Шэдвелл только стоял и смотрел, как ангел очищает четвертую стену и переходит к потолку.
– Ты следующий, – пообещала Иммаколата.
– Нет, – Шэдвелл прижался к стене. Внезапно его охватил дикий страх.
Сквозь оседающий прах он увидел глаза Уриэля, обращенные на него.
– С кем ты шепчешься за моей спиной?
Шэдвелл поглядел на дверь. Как далеко он успеет убежать? От силы на пару ярдов. Спасения не было.
– Где она? —потребовал ангел. Кости дрожали от его голоса. – Пусть покажется.
–Она будет лгать тебе. Скажет, что я любил волшебство. Не верь ей, это не так. Она все лжет...
Бесчисленные глаза ангела устремились на него, и он замолчал.
– Не бойся. Я знаю все, что ты можешь от меня скрыть. Все твои жалкие желания. Мне это нравится.
–Правда?
– Правда. Но эту женщину я хочу убить. Она чародейка. Пусть покажется, и я убью ее.
– Она уже мертва.
– Так зачем она прячется?
