Клайв Баркер - Имаджика: Пятый Доминион
— Чарли сделал это.
— Ты должен пойти к доктору.
— Я не доверяю докторам. Кроме того, рана заживает. — Он бросил кусок фланели в раковину. — Ты всегда входишь в ванные комнаты не постучавшись? — спросил он. — А ведь ты могла наткнуться на что-нибудь еще менее…
— Венерическое? — сказала она.
— Не смейся надо мной, — ответил он. — Я знаю, из меня никудышный соблазнитель. Это оттого, что мне годами приходилось покупать женское общество.
— Ты будешь себя лучше чувствовать, если купишь меня? — сказала она.
— Господи, — ответил он испуганно, — за кого ты меня принимаешь?
— За любовника, — ответила она просто. — Моего любовника!
— Интересно, ты вообще понимаешь, что говоришь?
— То, что я не понимаю, я сумею понять, — сказала она. — Я пряталась от самой себя, Оскар. Гнала все мысли из головы, чтобы ничего не чувствовать. Но я чувствую, и чувствую очень многое. И я хочу, чтобы ты об этом знал.
— Я знаю, — подтвердил он. — Я знаю даже больше, чем ты можешь себе представить. И это пугает меня, Юдит.
— Тут нечего бояться, — сказала она, удивленная тем, что именно ей приходится произносить эти ободряющие слова, в то время как он старше ее и, судя по всему, сильнее и мудрее. Она протянула руку и приложила ладонь к его массивной груди. Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее. Рот его был закрыт до тех пор, пока не встретился с ее жарко раскрытыми губами. Одной рукой он обнял ее за талию, другой — прикоснулся к ее груди. С ее поглощенных поцелуем губ сорвался невнятный шепот удовольствия. Потом его рука двинулась вниз, по ее животу, вдоль паха, потом — забралась ей под юбку и продолжила путешествие. Его пальцы ощутили ее влагу, которая оросила ее лоно еще тогда, когда она переступила порог сокровищницы, и рука его скользнула в горячие глубины ее нижнего белья, прижимаясь ладонью к вершине ее святилища, в то время как средний палец устремился в направлении фундамента, осторожно поглаживая его складки.
— В постель, — сказала она.
Он не разжал объятий, и они неуклюже вышли из ванной. Он вел ее спиной вперед, и наконец ее бедра прикоснулись к краю кровати. Там она села и стала медленно стаскивать с него испачканные кровью трусы, покрывая поцелуями живот. С неожиданной застенчивостью он попытался остановить ее, но она продолжала свое занятие до тех пор, пока не появился его член. Зрелище было прелюбопытное. Он пока лишь слегка налился кровью и был лишен крайней плоти, что придавало ему неестественно головастый вид. Его карминово-красная головка выглядела даже более яркой, чем рана в боку. Ствол был значительно тоньше и бледнее. Он был весь опутан венами, несущими кровь к увенчивающей его короне. Если застенчивость была вызвана этой диспропорцией, то это он зря, и, чтобы доказать, как приятно ей представшее зрелище, она обхватила губами головку. Его рука, пытавшаяся помешать ей, куда-то исчезла. Она услышала над собой тихий стон, подняла взгляд и увидела, что он смотрит на нее с чем-то очень похожим на благоговейный ужас. Проведя пальцами по мошонке и стволу, она подняла диковинный член ко рту и втянула его внутрь. Потом она высвободила руки и стала расстегивать блузку. Но не успел еще член как следует набухнуть у нее во рту, как он протестующе забормотал, извлек на свет божий свой орган и снова натянул трусы.
— Зачем ты делаешь это? — сказал он.
— Мне это нравится.
Она увидела, что он по-настоящему взволнован. В новом припадке стыдливости он попытался спрятать выступающий из трусов член и замотал головой.
— Зачем? — сказал он. — Ведь ты знаешь, что не должна этого делать.
— Я знаю.
— Так в чем же дело? — сказал он с искренним удивлением в голосе. — Я не хочу тебя использовать.
— Я бы и не позволила тебе это сделать.
— Может быть, ты и не заметила бы.
Это замечание взбесило ее. В ней поднялась ярость, которой она давно в себе не чувствовала. Она встала.
— Я знаю, чего я хочу, — сказала она. — Но я не собираюсь умолять об этом на коленях.
— Да нет, я не то имел в виду.
— А что ты имел в виду?
— Что я тоже тебя хочу.
— Ну так сделай же что-нибудь, — сказала она.
Он, похоже, подумал, что она вновь впадает в ярость, и шагнул к ней, произнося ее имя. Голос его звучал едва ли не страдальчески от переполнявших его чувств.
— Я хочу раздеть тебя, — сказал он. — Ты не против?
— Нет.
— Я не хочу, чтобы ты делала что-нибудь…
— Хорошо, я не буду.
— Просто лежи, и все.
Так она и сделала. Он выключил свет в ванной, а потом подошел к краю постели и посмотрел на нее. Огромная тень на потолке, которую отбрасывала лампа, подчеркивала размеры его тела.
До этого момента ей не приходилось сталкиваться с переходом количества в качество, но его полнота, говорившая о всевозможных излишествах, казалась ей чрезвычайно привлекательной. Перед ней был человек, который отказался быть рабом одного мира, одного восприятия, но который сейчас стоял перед ней на коленях, не скрывая своей очарованности ею.
С утонченной нежностью он стал раздевать ее. Ей приходилось встречать фетишистов — людей, для которых она была не живым человеком, а вешалкой для какого-нибудь предмета, на который они молились. Но если в голове у этого мужчины и был такой предмет, то им было ее тело, которое он начал раздевать в том порядке и таким образом, которые, очевидно, подчинялись какой-то лихорадочной логике. Первым делом он снял с нее трусы. Потом он дорасстегнул ей блузку, но не стал снимать ее. Потом он высвободил груди из лифчика, но вместо того, чтобы ласкать их, он переключил внимание на ее туфли: он снял их и поставил рядом с кроватью, а вслед за этим откинул ее юбку, чтобы насладиться зрелищем ее святилища. Здесь взор его замер, а пальцы начали подбираться вверх по ее бедру и складкам ее паха, а потом вернулись назад. Ни разу за все это время он не посмотрел ей в глаза. Она, однако, на него смотрела, наслаждаясь рвением и поклонением, которые отражались на его лице. Наконец он вознаградил себя за старания поцелуями. Сначала он целовал ее ступни, от которых стал продвигаться выше, к коленям, потом к животу, потом настала очередь груди, и в конце концов он вернулся к ее бедрам и устремился к месту, которое до этого момента оставалось неприкосновенным. Она была готова к удовольствию, и он подарил ей его. Пока его огромная рука ласкала ее груди, его упругий язык раскрыл влажные глубины ее святилища. Она закрыла глаза, ощущая каждую капельку влаги, оросившую губы и бедра. Когда он оторвался, для того чтобы окончательно раздеть ее — сначала юбку, потом блузку и лифчик, — лицо ее горело, а дыхание участилось. Он бросил одежду на пол и встал перед ней, потом согнул в коленях ее ноги и развел их в разные стороны, наслаждаясь открывшимся зрелищем и не позволяя ей укрыться от его взгляда.
