А. Мурэт - Королева Виктория — охотница на демонов
Суккуб зашипела, сделав шаг назад. Шорох юбок. Глаза, красные и поблескивающие, как-то потускнели. Рот закрылся. Затем выражение стало настороженным; она присела, став ростом почти как принцесса, и медленно завела руку назад, приняв позу, которая больше всего напоминала стойку скорпиона перед атакой — так показалось Виктории. Другая рука, с поднятыми когтями, вытянулась вперед. Согнув лапы в коленях, суккуб перенесла центр тяжести своего туловища чуть пониже.
Противники смотрели друг на друга.
Не мигая.
На другом конце комнаты герцогиня чуть шевельнулась в своем кресле. Она громко вздохнула и почмокала губами, будто тучный король на вечернем пиру. Она произнесла во сне что-то нечленораздельное, похожее на «ей быть королевой», но, может быть, и что-то иное.
Суккуб улыбалась.
Виктория тоже улыбнулась в ответ.
Герцогиня продолжала спать.
Тогда дверь спальни, находившаяся позади суккуба, тихо отворилась, и в комнату вошла фигура — Виктории эта фигура была незнакома.
Глаза у суккуба сверкнули, но она не обернулась. На ее руке, вытянутой для равновесия, поднялся палец, словно оповещая о новоприбывшей персоне.
— Ты неплохо обучила ее, Защитник.
— Хорошенькое дельце, — сказала Мэгги Браун, быстро пересекая комнату; ее доспехи и кожаная куртка потемнели от крови, из-за ремня торчали три забрызганных кровью костяных меча. — Ничему я ее не учила. Признаться, не имели мы такого удовольствия, не так ли, малышка?
Виктория, чуть смущаясь, отрицательно покачала головой.
Суккуб с шипением развернулась, чтобы встретить Браун, а та моментально вытащила два костяных меча.
— Пора умирать, суккуб, — сказала она, — пора умирать.
Раздался стук в дверь, и все три женщины замерли, переводя взгляд с герцогини на дверь и обратно. Герцогиня заворочалась, ее веки дрогнули.
Стук повторился.
— Ваша милость, — донесся взволнованный голос, — гофмейстер королевского двора и архиепископ Кентерберийский желают видеть Ее Королевское Высочество принцессу Викторию. Они желают ее видеть немедленно.
Герцогиня открыла глаза.
VI
Они сидели в карете в главном парадном дворе Виндзорского замка. Гофмейстер королевского двора лорд Конингэм вместе с архиепископом Кентерберийским ожидали кучера. Каждый держал в руке стакан с шерри, которое было подано им на серебряном подносе. Лакей, принесший поднос, был в ливрее и белом парике, перевязанном черным бантом.
Как того и требовал обычай, они поблагодарили его, быстро осушили свои стаканы и поставили их обратно на поднос; лакей тут же отвесил поклон, повернулся — гравий заскрипел под высокими каблуками его черных, начищенных до блеска башмаков, — и отошел.
Они ждали, сложив руки на коленях; время от времени поглядывали друг на друга и обменивались улыбками. В какой-то момент архиепископ Кентерберийский раскашлялся, и его спутник предложил ему носовой платок; архиепископ вежливо отказался, после чего между ними вновь воцарилось неловкое молчание.
По правде, лорд Конингэм всегда опасался, что общество архиепископа Кентерберийского будет его сильно тяготить: он боялся быть втянутым в обсуждение церковных дел, поэтому обычно старался уклоняться от бесед с влиятельным иерархом. Однако сегодняшняя встреча была неизбежной. Они были облечены миссией чрезвычайной важности для монархии: в Кенсингтонском дворце им предстояло встретиться с принцессой Александриной Викторией и уведомить Ее Королевское Высочество о наследовании ею трона; им надлежало отбыть немедленно и не жалеть лошадей.
А они ждали.
И кучер не появлялся.
Правда, вскоре вновь появился лакей с серебряным подносом: он нес еще два стакана шерри.
Как того и требовал обычай, они поблагодарили его, быстро осушили свои стаканы и поставили их обратно на поднос; лакей тут же отвесил поклон, повернулся на своих высоких каблуках и отошел.
Немного погодя они получили по третьей порции, после чего, наконец, появился и кучер: неровной походкой он шел к карете, не обращая никакого внимания на доносившуюся оттуда громкую ругань — двое джентльменов, сидевших в карете, желали как можно скорее попасть по чрезвычайной надобности в Кенсингтонский дворец, и как же можно, о Господи, их так долго задерживать?
Прежде чем отбыть со своей неотложной миссией, джентльмены, однако, согласились принять еще по стаканчику шерри.
Ливрейный лакей степенно нес поднос, двое джентльменов осушали свои стаканы, смачно вытирали губы, ставили стаканы обратно на серебряный поднос, стукнув ими гораздо громче, чем нужно, и благодарили слугу — более оживленно, чем нужно.
И вот они — эти двое, на которых легло тяжкое бремя новостей королевского двора, — уже ехали, и лорд Конингэм обнаружил, что общество архиепископа Кентерберийского его ничуть не тяготит, ибо этот человек оказался просто самым настоящим весельчаком. Не успели протрястись мимо живые изгороди у замка, как оба уже проявили простодушие, если не сказать, неосторожность в своих высказываниях, даже не пытаясь скрыть своего ликования по поводу того, что именно им досталась эта миссия — огорошить Викторию долгожданной новостью, а ведь такое положение дел наверняка взбеленит премьер-министра, лорда Мельбурна, которому, естественно, не удастся переговорить с принцессой раньше них.
— Дитя, — бросил лорд и затаил дыхание, надеясь, что его спутник или великодушно извинит его за это восклицание, или же сочтет за лучшее не расслышать его — как-никак дорожная тряска.
— Дитя, — подхватил архиепископ. Видимо, он был настолько озабочен тем, чтобы удержать на голове свою митру, угрожавшую свалиться при каждом толчке кареты, что это помешало ему заметить бестактность лорда Конингэма (чему тот, вспоминая об этом гораздо позже и трезво анализируя события той ночи, мог только порадоваться, вздохнув с немалым облегчением).
— Она пленница своей матери, — теперь уже смело, в полный голос заявил гофмейстер лорд Конингэм. — У нее и у того человека, Конроя. Скажите мне, архиепископ, что хорошего может из всего этого получиться? Англию ждет только крах, попомните мои слова.
Архиепископ подался вперед, в желании более внятно донести до собеседника свое мнение; он как раз собирался его озвучить, по привычке уже красноречиво подняв указательный палец, но тут карета въехала на особенно неровный участок дороги, и он упал, свалившись со своего места на пол. Несколько мгновений архиепископ лежал на дне экипажа в самой неблаговидной позе, со съехавшей набок митрой, и оба спутника замерли в молчании — столь неловкую ситуацию не предусматривал ни один протокол. Затем оба не выдержали и рассмеялись; лорд Конингэм помог архиепископу Кентерберийскому подняться, и оба они просто загоготали, да так громко, что не заметили, как именно в тот момент их карету обогнал всадник. Впрочем, коня и не было слышно — его подковы обтягивал войлок. И они не увидели, что у всадника были длинные иссиня-черные волосы, отлетавшие далеко за спину, а у бедра был приторочен широкий меч.
![Роберт Сальваторе - В тени лесов [Серебристые тени]](/uploads/posts/books/57206/57206.jpg)
