Олег Лукошин - Наше счастье украли цыгане
— Сучка гнусная! — опомнилась наконец деваха с колючими глазами. — Тварь! Зачем брата опорочила?! Не насиловал он тебя, не мог!
— Дамочка, сбавьте-ка децибелы. Вы не на стадионе «Маракана».
— Его убили из-за тебя, гнида! — завизжала Катя (Катя же, я правильно запомнила?) и ринулась ко мне с вытянутыми руками и раскрытыми ногтями. Те длинны и остры.
Я отступила на шаг, и движение оказалось небесполезным — несмотря на то, что дед отчаянно сдерживал эту бешеную фурию, сабли-ногти разрезали воздух в каких-то сантиметрах от лица.
— Убью тебя! — шипела девица.
— Вы чокнутая истеричка, — ставила я скорый, но верный диагноз. — К смерти вашего брата я не имею никакого отношения. Надеюсь, вы осознаете это однажды. Ступайте к чёртовой матери, сумасшедшая колхозница!
В это самое время у нашего дома остановился легковой автомобиль. «Жигули», модель не знаю, не разбираюсь. Но новенькая, блестит буквально. Заметив его, бешеная Катерина вдруг затихла, как-то смутилась даже и, насупившись, сошла с лестницы на травку.
Из машины вышел статный и симпатичный мужчина лет сорока, открытое лицо, усы, волевой взгляд, длинные рукава рубашки закатаны до локтей, интересный такой — и направился прямиком к нам.
— Здравствуйте, Никита Владимирович! — произнёс он, приблизившись, и протянул деду руку.
— Доброе утро, Саша, — ответил на рукопожатие дед.
— Здравствуй, Света, — кивнул дяденька и мне. Этак устало-доброжелательно.
Я уже просекла, кто передо мной.
— Здрасьте, — молвила язвительно.
— Ты на маму похожа, — улыбнулся он мне, но ещё более устало. — Такая же красивая.
— А на папу? — выдала я тотчас же.
— Может быть, не знаю. Домой поедем, а, Кать? — тут же переключился он на девушку.
— Да она же врёт, папа! — воскликнула Катерина. — Она же гнусная стерва, не смотри, что маленькая. Я знаю таких — они всё вокруг подчинить хотят. Они же все ради одноногого стараются, он подкупил их как-то. Вот проверь — так и будет.
Интересный мужчина, председатель колхоза Александр Геннадьевич Елизаров (верно угадала?) поморщился.
— Ну хватит! — бросил он дочери. — Ты тут ничего не докажешь, сцены устраивая. Девочка не виновата. Оставь её в покое.
— Вова не насиловал её, ты же знаешь! Он не мог!
Елизаров выразительно вздохнул — и я поняла это как выражение житейской мудрости: «Всё в этом мире возможно, доченька!» — схватил Катю за руку и потянул за собой.
— Пойдём!
Она не сопротивлялась.
Они добрались до машины, открыли двери.
— Пока, чокнутая! — крикнула я колючим Катиным глазам.
Все трое — включая деда — бросили на меня быстрые и осуждающие взгляды. Никто не произнёс ни слова.
ПЛЕТЬ И ЯРОСТЬ
«— Я ищу правды, господин мэр, — ответила Мария. — Всего лишь правды — и ничего более. Вы поможете мне?
Мэр Лазарус не издал ни слова, лишь откинулся на спинку высокого, обитого тёмно-синей парчой кресла с деревянными головами псов на подлокотниках и негромко хлопнул в ладони. Тут же в комнате возникли двое быстрых слуг, молодые мулаты, которые стремительно задёрнули окна плотными тёмными шторами, зажгли на расставленных по просторной комнате подсвечниках покрытые копотью, наполовину использованные свечи, а затем, ни слова не говоря, схватили девушку и стремительно связали ей руки. Дар речи словно покинул Марию — от неожиданности она не могла произнести ни слова. Её подвели к мраморному столбу, что обнаружился в углу, заставили поднять связанные руки и закрепили их бечёвкой к крюку, торчавшему из столба.
Потом они сорвали с неё платье и нижнее бельё.
В следующее мгновение испуганная девушка почувствовала спиной стремительный и болезненный удар хлыстом. Вскрикнув, она обернулась и увидела полуголую девушку с пронзительным взглядом: коварно улыбаясь, та заносила хлыст для очередного удара.
Продолжавший восседать в кресле мэр вдруг громко засмеялся и непонятно чему зааплодировал.
— Птичка в клетке! — крикнул он сиплым, неприятным голосом. — Птичка распрощалась со свободой!
А затем добавил, уже мрачно:
— Покажи ей, что такое ад, дочка…»
СТРАНА ДУРАКОВ
В Вешних Ключах концентрация слабоумных на квадратный метр превышает все допустимые пределы. Будем откровенны: Вешние Ключи — страна дураков.
Вот бредёт в магазин Серафима Саровская. На вид ей за пятьдесят, она босая и сосредоточенная. Длинные грязные волосы развеваются на ветру, а выражение её лица — добродушная брезгливость. Несмотря на жару она одета в пальто — на нём отсутствуют пуговицы, оно изъедено молью и разукрашено заплатами: словно от дуновений мороза Серафима нервно кутается в него, запахиваясь плотнее и ежеминутно поднимая измочаленный воротник из искусственного меха. Воротник тут же опускается в исходное положение. Никто не знает или просто уберегает меня от объяснений, почему её прозвали именно так. Впрочем, догадка имеется. Серафима набожна, она то и дело крестится. Местные жестокие шутники могли дать ей прозвище именно за это.
Дойдя до магазина, она заглядывает через дверь внутрь, затем, не переступая порог, отчаянно принюхивается и бросает продавщице, тёте Ирине:
— Так и не привезли хека-то? Э-э-х, коммунисты!
Хека иногда привозят, но Серафима никогда не покупает его.
— Ну давай хлебушка тогда, — произносит она и на цыпочках бежит к прилавку, на ходу доставая из-за пазухи доисторический гуманок.
Иногда вместе с хлебом покупается крупа. Есть ведь надо что-то.
А вот ещё один колоритный дурак, Вася-Ворон. Ему лет шестьдесят или более. И здесь не вполне понятны мотивы, по которым его так поименовали. Гораздо более непонятны, чем в предыдущем случае. Я могла бы предположить, что его могли назвать так за иссиня-чёрный цвет волос или за производное от фамилии Воронов, но жиденькие его волосики скорее отливают ржавчиной, чем чернотой, а фамилия у него какая-то другая, точно не Воронов. Вася-Ворон необычайно приветлив: улыбаясь, он шатается по селу, заговаривая со всеми, кого встретит на пути. Понять его речь чрезвычайно трудно. Практически невозможно. Хоть я из вежливости и позволяла ему поначалу говорить с собой. Увы, смысл его несвязного бормотания от меня ускользал. В довершение всего Вася трясётся мелкой дрожью и производит впечатление человека, который через мгновение рухнет на землю и будет биться в судорогах. Сейчас я просто обхожу его. Недоумевающий Вася-Ворон бежит за мной какое-то время в надежде, что я сменю гнев на милость и побеседую с ним минутку.
