1Уильям Ходжсон - Дом на краю
Роман «Пираты-призраки» Ходжсон предваряет авторским предисловием, в котором пишет, что составляющие трилогию романы «очень разные, но объединены общей концепций невероятного. Автор искренне надеется, что с написанием этой книги он навсегда распрощается с привычкой подыскивать рациональное объяснение всегда и всему».
И в самом деле: рациональная трактовка событий, происходящих в романе «Дом на краю», попросту немыслима. Роман относится к тем произведениям, которые, по словам Лавкрафта, «представляют литературу сверхъестественного ужаса в ее самом чистом виде».[48]
Как и в романе «Путешествие шлюпок с „Глен Карриг“», в «Пиратах-призраках» используется морская тематика, при этом она соединяется с весьма популярной в английской литературе темой привидений.
Начало традиции литературы о привидениях в литературе Великобритании принято отсчитывать с 1706 г., когда вышел рассказ Д. Дефо «Правдивый рассказ о явлении призрака некоей миссис Вил на следующий день после ее смерти к некоей миссис Баргрейв в Кентербери 8 сентября 1705 года».[49] Традиция «рассказов о привидениях» формируется сначала в рамках готической литературы, затем, в конце XVIII в., становится самостоятельным — и весьма популярным — направлением в Великобритании в XIX в. Книги Вальтера Скотта, Чарлза Роберта Мэтьюрина, Чарлза Диккенса — вот основные вехи этой традиции в XIX столетии. Привидения в Англии можно назвать частью национальной культуры, о чем любопытно пишет Марк Александер.[50] По словам исследователя, историй о привидениях больше всего в фольклоре Южной Англии, что объясняется следующим обстоятельством. Именно в этой части острова Великобритания больше всего месторождений песчаника, из которого традиционно складывались дома. Песчаник, по словам Александера, тот материал, который буквально абсорбировал все негативные эмоции, что испытывали обитатели этих домов, которых мучили, убивали, которые кончали жизнь самоубийством. Эти тягостные чувства, накопившись в домах в течение столетий, были причиной появления привидений тех жертв, что завершили свою жизнь в этих домах. В то же время в домах, расположенных в местности более северной, привидений куда меньше — и, соответственно, меньше их в фольклоре и литературе этих районов. В частности, М. Александер, ссылаясь на современные ему социологические исследования (книга вышла в 1982 г.), отмечает, что по крайней мере один из четырех англичан конца XX столетия верит в реальность привидений.
Кроме того, нельзя забывать и традицию морского фольклора о привидениях. Наверное, из всех кораблей-призраков наиболее известен Летучий Голландец. Этим именем стали называть легендарный парусник, существующий в морской мифологии с конца XVII в. Согласно легенде, его капитан Ван Страатен — или Ван дер Декен — навлек на свое судно проклятие и, ставши бессмертным и неуязвимым, не мог сойти на берег и был обречен скитаться по морям до второго пришествия.
В первые годы XX в. Ходжсон написал рассказ «Голос в ночи», который в определенной степени можно считать вступлением как к роману «Пираты-призраки», так и к «Путешествие шлюпок с „Глен Карриг“». Это история о том, как матросы, попавшие в Тихом океане в мертвый штиль, услышали ночью голос некоего подплывшего к кораблю на лодке неизвестного, который тщательно скрывал свое лицо. Собственно, рассказ представляет собой повествование о судьбе этого человека и его жены. После кораблекрушения они спаслись на лодке и добрались до необитаемого острова. У входа в лагуну возле острова они увидели полузатонувший корабль. Когда они забрались на него, то обнаружили, что палуба, мачты, канаты — словом, все на корабле было покрыто какой-то серой плесенью. Эта плесень, как они обнаружили несколько дней спустя, перешла на их тела. Отныне их конец был предрешен…
Ужас, таящийся где-то скрытым, неожиданно возникающий и поражающий человека, — эта идея рассказа звучит и в романе «Пираты-призраки». Только в романе она раскрывается на материале судьбы корабля «Мортзестус», плывущего из Сан-Франциско.
Дурные предчувствия мучили рассказчика (события излагаются от первого лица — обычный прием Ходжсона) с самого начала плавания. Это же чувствовали и все матросы, причем, как узнал рассказчик, вся команда была набрана новая — как только судно пришло в Сан-Франциско, прежняя команда списалась на берег, за исключением только одного матроса. Первые две недели стояла хорошая погода, и разговоры о том, что корабль «сглазили» и на нем лежит какое проклятие, прекратились. «Странности», как их называет рассказчик, начались однажды ночью, когда он увидел, как через борт корабля на палубу шагнула какая-то фигура. Поначалу он решил, что это ему почудилось, но фигура, при всей призрачности и расплывчатости очертаний, казалась вполне реальной. Когда же он попытался подойти к ней, фигура подбежала к борту и исчезла в море.
Спустя неделю похожую призрачную фигуру увидел уже вахтенный, за ним — второй помощник капитана, заметивший кого-то на мачте. А затем распустился парус, который не мог распуститься в штиль. Для того чтобы закрепить парус, на мачту был послан матрос; когда он долез до половины, то парус, до сих пор висевший неподвижно, хлестнул его по лицу и сбросил на палубу. Спустя несколько дней в схожей ситуации парус ударил другого матроса, который упал на палубу и разбился до смерти.
После того как похоронили первую жертву, воздух вокруг корабля словно сгустился, и вскоре судно было окружено неким «дрожащим, стеклянистым маревом, сквозь которое едва виднелся горизонт». Не об этой ли погодной аномалии, порождающей ужас, писал Колридж в «Сказании о Старом Мореходе»:
Горячий медный небосклон
Струит тяжелый зной.
Над мачтой Солнце все в крови,
С Луну величиной,
И не плеснет равнина вод,
Небес не дрогнет лик.
Иль нарисован океан
И нарисован бриг?[51]
В поэме эта апокалиптическая картина становится все трагичнее и фантастичнее:
Кругом вода, но как трещит от сухости доска,
Кругом вода, но не испить
Ни капли, ни глотка.
И мнится, море стало гнить, —
О боже, быть беде!
Ползли, росли, сплетясь к клубки,
Слипались в комья слизняки
На слизистой воде.
Виясь, крутясь, кругом зажглась
Огнями смерти мгла.
Вода — бела, желта, красна,
Как масло в лампе колдуна,
Пылала и цвела.[52]
Хотя спустя некоторое время туман прояснился, драматизм событий на корабле продолжал нарастать. И уже не так легко было объяснить происходящее галлюцинациями — тем более когда число смертей, наступивших после падения матросов с мачт, увеличилось до четырех. К тому же участились случаи, когда словно кто-то нападал на матросов, поднимавшихся на ванты, как будто кто-то набрасывался на них, хватал за куртки и ботинки, пытался столкнуть, сбрасывал с головы шапки.
