Антоний Оссендовский - Люди, боги, звери
Я знал, что «муравьеды» легковозбудимы, свирепы, и потому стал готовиться и к обороне, и к нападению. Эти приготовления не заняли у меня много времени. Я сточил концы пяти патронов, превратив их в так называемые пули «дум-дум»[6], которые выглядели надежным аргументом в споре с незваным гостем. Потом, надев тулуп, направился к месту, где впервые встретил зверя, — там было множество муравейников. Облазив всю сопку и заглянув во все ущелья, нигде не обнаружил моего незнакомца. Когда, усталый и раздосадованный, я приближался к своему жилищу, совершенно не думая об опасности, то неожиданно увидел, как король тайги выбирается из моего логова, обнюхивая на своем пути землю. Я выстрелил. Пуля поразила зверя в бок. Взревев от боли и ярости, медведь выпрямился во весь рост. Вторая пуля угодила ему в заднюю лапу. Медведь опустился на четвереньки, но тут же, таща за собой раненую лапу и порываясь подняться, угрожающе двинулся в мою сторону. Только третья пуля остановила его. В медведе было больше двухсот фунтов весу, может, все двести пятьдесят, а мясо его имело отменный вкус. Отбивные были просто объедение! Неплохо получались у меня и гамбургские бифштексы, которые я сворачивал и жарил на раскаленных камнях. Постепенно они набухали, превращаясь в большие шары, а по вкусу не уступали тому нежнейшему суфле, какое мы, помнится, едали в петроградском ресторане «Медведь». Теперь, пополнив продовольственные запасы отличным продуктом, я мог спокойно дожидаться, когда спадут воды и подсохнет земля, чтобы направиться вниз по течению реки к людям — по пути, указанному Иваном.
Всегда относясь к путешествиям с превеликой серьезностью, я и здесь в меру сил проявил основательность и потому всю дорогу тащил на себе свое незамысловатое хозяйство и припасы, завернув их в оленью шкуру и стянув уродливым узлом из лап. Вот так, навьюченный, словно мул, переходил я вброд маленькие речушки, пробирался, увязая в грязи, через встречавшиеся на моем пути болота. Миль через пятьдесят показалась деревня Сивково, где я остановился в ближайшем к лесу доме крестьянина Тропова. Некоторое время я жил у него.
* * *Находясь сейчас в неправдоподобно мирном и благословенном месте и вспоминая мою жизнь в сибирской тайге, могу сказать следующее. В экстремальной ситуации в каждом духовно здоровом моем современнике непременно проснется первобытный предок — охотник и воин, и это поможет ему в борьбе со стихией. Преимущество всегда на стороне человека с развитым сознанием и тренированной волей, тот же, кто не обладает достаточным интеллектом и сильной волей, потерпит поражение. Но победу наш образованный современник оплатит дорогой ценой, ибо нет ничего страшнее абсолютного одиночества, полной изоляции от остального человечества, от привычных нравственных и эстетических норм. Минутная слабость — и темное безумие уже овладело тобой, неминуемо ведя к гибели. Я пережил ужасные дни, борясь с голодом и холодом, но битва с отнимающими силу, разрушительными мыслями была пострашнее. При воспоминании о тех днях у меня и сейчас сжимается сердце, а стоит взяться за перо, все пережитое вновь оживает, и я погружаюсь в черную пучину страха. По моим наблюдениям, жители цивилизованных стран уделяют недостаточное внимание развитию навыков, необходимых для выживания в первобытных условиях, когда идет примитивная борьба за существование. А ведь только постоянной тренировкой можно создать новое поколение сильных, здоровых, выносливых людей, наделенных одновременно и чувствительной душой.
Природа уничтожает слабых, но помогает сильным, пробуждая в них инстинкты, которые дремлют в обычных условиях городской жизни.
Ледоход на енисее
Недолгое пребывание в Сивкове оказалось для меня очень полезным. Во-первых, я послал надежного человека к моим друзьям в Красноярске, которые тут же переправили мне белье, обувь, деньги, аптечку первой помощи и, самое главное, паспорт на другое имя: отныне для большевиков я умер. Во-вторых, почувствовав себя в относительной безопасности, я смог задуматься о будущем. Среди крестьян прошел слух, что в деревню едет комиссар-большевик, который будет отбирать скот для нужд Красной Гвардии[7]. Задерживаться здесь стало опасно. Я ждал только, когда вскроется Енисей: хотя мелкие реки давно уже освободились ото льда и деревья оделись нежной весенней листвой, могучую реку по-прежнему сковывали ледяные латы. Один рыбак согласился доставить меня за тысячу рублей к покинутому золотому прииску в пятидесяти пяти милях вверх по течению, но отправиться туда мы могли не раньше чем вскроется река, в которой лишь кое-где темнели полыньи.
И вот однажды утром меня разбудил оглушительный рев, похожий на грохот канонады; выбежав из дома, я увидел, как, громоздясь одна на другую, на реке рушились и крошились глыбы льда. Я бросился к берегу и там долго созерцал грандиозное, захватывающее дух явление природы. С юга по Енисею двигались освобожденные громады льда, под их мощным напором трещала и раскалывалась ледяная броня, и вся эта необузданная масса стремительно неслась на север, к Арктике. Енисей, который зовут здесь «батюшкой Енисеем» и «богатырем Енисеем», — одна из крупнейших азиатских рек. Он сказочно прекрасен в своем среднем течении, где его глубокие воды, укрывшись в ущелье, движутся, зажатые с обеих сторон высокими берегами. Во время ледохода стремительный поток несет вниз по течению целые ледяные поля, дробя их на речных порогах и яростно закручивая в водоворотах отдельные льдины. Мигом исчезает потемневшая колея расколотой стихией ледяной дороги, по которой передвигается ’зимой санный поезд из Минусинска в Красноярск, скрываются под водой шалаши — временные пристанища торгового люда. Иногда на реке вдруг возникает затор, и тогда ледяные махины, давя и тесня друг друга, с бешеным ревом вздымаются вверх, иногда футов на тридцать, преграждая путь водному потоку, который в поисках выхода устремляется в низины, выбрасывая на берег горы льда. Но вот водяные массы, как бы собравшись с силой, вдребезги разносят ледяную плотину и, с хрустом перемалывая и кроша ее, несутся дальше. У высоких отвесных скал, а также в излучинах реки царит особенный хаос. Не выдерживая невыносимого давления, громадные ледяные глыбы внезапно взлетают в воздух, круша друг друга; иногда их отбрасывает на берег, где они сносят огромные валуны, вырывают с корнем деревья, корежат землю. Разбушевавшаяся стихия, перед лицом которой человек ощущает себя пигмеем, иногда оставляет на низком берегу ледяные стены до двадцати футов высотой. Местные жители называют их «заберега» и, чтобы пройти к реке, вынуждены прорубать в них проход. Особенно запомнился мне один впечатляющий момент в этом буйстве стихии: громаднейшую ледяную глыбу, как пушинку, выбросило из кипящего водоворота и швырнуло футов на пятьдесят от воды, где она, упав, снесла с лица земли молодую рощицу.
