Челси Ярбро - Кровавые игры
Тиштри изумленно моргала глазами.
– Ты не шутишь? Сен-Жермен улыбнулся.
– Нет, не шучу. Ты оправилась, и мне вдруг захотелось сделать тебе подарок.
Она все еще не могла опомниться.
– Он мой? Это правда? – Наездница обняла жеребца.- Это царский дар, господин.
Сен-Жермен не ответил. Он радовался ее восторгу, но несколько отстраненно. Мысли его были явно заняты чем-то другим.
– Что ж ты стоишь? Проверь ему зубы, копыта.
– Они отличные, я знаю, они просто отличные,- радостно прокричала она.
– Надеюсь,- с нарочитым сомнением в голосе пробормотал Сен-Жермен, хотя он уже осмотрел жеребца и знал, что с ним все в порядке.
Тиштри расхохоталась, она оценила шутку.
– Мне бы хотелось провести его по манежу, мой господин. Мне не терпится посмотреть, на что он способен.
– Он твой. Поступай как знаешь. Манеж сейчас мне не нужен. Я собираюсь прокатиться с возницами. Хочу взглянуть, как ведет себя этот британец – Глинт.
– Глинт не очень-то ловок,- скривилась Тиштри.- Я наблюдала за ним утром. У него странная стойка. В колесницах так не стоят.
– Он еще не привык,- сказал Сен-Жермен.- Ты когда-нибудь видела британские колесницы? Они тяжелые, как телеги.
– Но он все же неплохо управляется с лошадьми,- кивнула армянка.- Для варвара – очень неплохо.
– Для варвара? – переспросил Сен-Жермен, глядя сверху вниз на потную, припорошенную пылью манежа красотку в свободной рубахе и потертых штанах, увешанную медными кольцами и оберегами.
– Британия – край дикарей,- серьезно кивнула она.- Говорят, они разрисовывают себя красками.
– Понятно.- Он вскользь коснулся ее руки.- Нам надо бы поговорить. Тиштри вскинула голову.
– Что такое' Ты мной недоволен? – Неужели этот вороной жеребец – прощальный хозяйский дар. Она призадумалась и осторожно сказала; – Мы долго не виделись, но… я ведь была нездорова.
– Сейчас тебе лучше.- Он взглянул ей в глаза.- Ты хочешь вернуться?
Она пожала плечами.
– Ты мой господин. Рабам хорошо в господской постели.
– Разумно.- Он ожидал услышать нечто подобное, но все же был разочарован.- Ты бы хотела уйти к кому-то другому?
– В свое время,- ответила женщина, поразмыслив.- Мне нравятся твои ласки.
Он улыбнулся.
– Тогда до встречи. Приходи ближе к- вечеру. Аумтехотеп тебя впустит.
Тиштри нахмурилась. Мрачный египтянин казался ей высокомерным, холодным. Она знала, что именно благодаря его заботливому уходу ее силы восстановились так быстро, но ничего поделать с собой не могла,
– Что-то не так? – Сен-Жермен пристально вгляделся в нее.- Говори, не стесняйся.
– Нет, ничего. Я просто вспомнила о своих болячках.- Тиштри прищелкнула пальцами, словно бы отгоняя нечто дурное.- Но все уже позади. Через неделю я о них и думать забуду.
Забудешь, подумал Сен-Жермен, но шрамы останутся. Уродливые, ужасающие – и на всю твою жизнь.
Он, повинуясь порыву, погладил ее по лицу. Она приняла его ласку, но мыслями была с вороным. Сен-Жермен понял это и покачал головой.
– Тиштри, ты когда-нибудь задумываешься о том, что может с тобой статься?
Наездница вновь пожала плечами.
– Я не люблю много думать. Но о твоем предупреждении помню. Хотя мне все равно. Я, наверное, не верю тебе и поверю, когда все случится. А до тех пор- Она положила руку на холку коня.- Вот что реально. А гадать, что будет или чего не будет, я не хочу.
– Ладно, ступай.
Получив легкий шлепок, она рассмеялась и вскочила на вороного. Галл интересовал ее больше, чем что-то еще. Это одновременно и забавляло, и удручало.
Сен-Жермен повернулся на каблуках и двинулся к своему скакуну.
Возницы нуждаются в тренировках, решил он, возвращаясь на виллу. Британец и впрямь очень неловок. Он, правда, сумел управиться с четырьмя лошадьми, но ему не хватало опыта и артистизма. Остальные выглядели еще хуже, исключение составлял лишь Кошрод. Его стойка, столь восхищавшая праздных завсегдатаев скачек, была, как всегда, небрежно-изящной, и угадать в ней военную выучку мог лишь редкий знаток.
Теплые сумерки охватили округу, когда Сен-Жермен спешился во внутреннем дворике своего загородного имения. Сдернув седло со спины жеребца, он велел рабу унести его прочь. Другому рабу было отдано приказание как следует вычистишь притомившегося красавца.
У входа в дом его встретил Аумтехотеп.
– Бассейн наполнен, мой господин,- произнес он на своем родном языке.
Сен-Жермен ответил ему на том же наречии.
– Прекрасно. Это как раз то, что мне нужно.- Он стащил через голову пропыленную ездовую тунику и покосился на египтянина.
– Сегодня из Остии прибыли еще два ящика,- сообщил тот, принимая одежду и подавая халат.
– Камни? – Сен-Жермен снял шаровары уже под халатом, ибо полностью обнажаться ни перед кем не любил, хотя цивилизованные римляне рабов не стеснялись и зачастую разгуливали в своих домах нагишом.
– Да, и еще пара бочек земли из Дакии.- Голос Аумтехотепа был совершенно бесстрастным и походил на шелест тростника в плавнях Нила.
– От Сенистиса?
– Да.- Раб пристально посмотрел на хозяина.- Ему нездоровится, господин. Он считает, что скоро умрет.
Сен-Жермен прикрыл глаза ладонью. Бедный верный Сенистис, подумал он, и сказал:
– Я этого опасался.
– И я, господин.
Аумтехотеп внешне не проявлял своих чувств, но он служил своему господину уже многие годы, и тот понимал, как ему сейчас тяжело.
– Ты хочешь поехать к нему? – В темных глубоких глазах светилось искреннее сочувствие.- Только скажи, и я отправлю тебя. Если пожелаешь, можешь вернуться в Египет свободным. Я отпишу тебе одно из своих старых поместий.
Аумтехотеп смотрел в сторону.
– Это ничему не поможет. Если брату суждено умереть, тут ничего не исправишь. Египет стал мне чужим. Как Рим, а возможно, и хуже.
Ответа не находилось, да его никто и не ждал. Мужчины вошли в дом, Сен-Жермен хорошо знал это состояние отчужденности. На мгновение он прикрыл глаза, чтобы вернуть себе душевное равновесие.
– Тебе понадобится еще что-нибудь, господин? – спросил Аумтехотеп.
Сен-Жермен мысленно поблагодарил египтянина за тактичность.
– Не думаю… Нет, постой. Когда вернется Тиштри, пришли ее прямо сюда.- Он кивком указал на открытую дверь, за которой клубился душистый пар.
– Как пожелаешь.- Аумтехотеп удалился. Предоставленный себе Сен-Жермен вошел в
купальню, ощущая босыми ступнями прохладу мраморных, хорошо отшлифованных плит, местами инкрустированных мозаичными вставками. Вокруг бассейна, освещая поверхность воды красноватыми отблесками, висели настенные лампы, заправленные ароматизированными маслами. Он пригасил все светильники, кроме двух, и в помещении сделалось полутемно.
