Саймон Кларк - Тьма сгущается
Ричард усмехнулся:
– Виновен, ваша честь. Но я был тогда молод и зелен.
– Таким и остался, – улыбнулась жена. – Ты и сейчас способен засунуть в микроволновку пирог прямо в фольге, едва не взорвав дом со всеми жильцами.
– Обычная оплошность...
– А как ты чуть не поджег изгородь, разжигая жаровню, не забыл?
– С каждым может случиться.
– И как меня угораздило влюбиться в стихийное бедствие?
– Зато я сложен, как греческий бог.
– Ну да, тот толстый, с трезубцем.
Он рассмеялся:
– Не насмехайся над моим телом. Оно сегодня достаточно настрадалось.
– Прививки? Большая была очередь у врача?
– Не слишком. И все равно уколы делала сестра. Шприцем, длиной с мою руку.
– Ты почувствовал укол?
– В сердце или в зад? В любом случае – да.
– Дурачок, – полотенце мягко обрушилось ему на голову, а жена с Эми выскользнули из ванной. – Хотела бы я посмотреть на твое лицо, когда она загоняла в тебя иглу.
– Садистка, – улыбнулся Ричард, радуясь, что жена в хорошем настроении.
– А где болело, папочка? – сочувственно спросила Эми.
Он хлопнул себя по левой ягодице.
– Вот здесь, милая.
Эми изо всей силы боднула его снизу в указанное место.
– У-ау. Ах ты, мартышка. Ну, я тебе...
– Т-с-с. – Кристин прижала палец к губам. – Слышал?
– Что?
– Мальчишки, – пропела Эми.
– Там, – Кристин указала глазами наверх. – Слышишь?
Ричард прислушался Действительно, какой-то звук. Как будто кто-то тихонько постукивает по стропилам.
– Может, на чердаке поселились птицы?
– Мальчишки, – настаивала Эми, блестя глазами. – Мы им головы оторвем...
Ричард прислушался, склонив голову набок.
– Стихло. Возможно, чайка разгуливает по крыше? Они бывают здоровенные...
– Ты не хочешь быстренько посмотреть? – предложила Кристин. – Нам ни к чему птичьи украшения на елочных игрушках.
– Не представляю, как птица могла попасть на чердак. Чердачное окошко точно закрыто.
– Т-с-с! Слушай! – Все трое замерли.
И услышали. Гулкий рокот, от которого задрожали стекла.
– Ну, вот все и объяснилось, – заметил Ричард. – Идет гроза. Надо проверить, не остались ли на улице велосипеды.
– Скорее, милый. Скоро будет темно, как у гориллы в... где-то там.
– Как ты изящно выражаешься, милая!
Он сбежал вниз по лестнице. В гостиной Марк сидел перед телевизором. На экране робот пытался оторвать голову другому роботу.
– Марк, ты все еще хочешь показать мне кровавые пятна?
– Поздно, пап. – Мальчик кивнул на окно. Дождь за стеклами хлестал, как струи из шланга. Раскатился гром, и Ричарду вдруг показалось, что на их домик обрушился удар молота.
Глава 8
Живая боль
Лунный свет. Луга. Острые стебельки колют лодыжки. Дерево. Голая вершина. Окна заброшенного дома светятся, как глаза призрака. И стон. Раскатывается в ночи. Как предсмертная песнь одинокого и давно, давно забытого божества.
Вот мой Губитель.
Розмари Сноу без сознания на больничной койке. Повторяется все тот же сон. Она не знает, что видела его уже сотни раз, а может, тысячи или сотни тысяч. Все тот же сон.
Рушится ферма.
Раздавлено в щепки дерево.
А потом мучительное бегство от преследователя, уничтожающего все на своем пути. Бегство, кончающееся прыжком на вагон с углем. Дальше – темнота.
Но хотя последовательность событий сохранялась, в ткань сна вкрались изменения. С каждым разом преследователь виден чуть яснее. Словно нечто огромное и неразличимое постепенно выходит из тумана. Может быть, нечто знакомое, только забытое.
Она уже различала кошмарные детали того, кто так неумолимо гнал ее через поля.
Она видела...
Господи!
Боль. Боль метеором пронзила ее тело. Опять что-то горячее и жалящее протискивается у нее между ног. Она чувствует, как оно продвигается дальше, в живот.
Крошечные частицы ее разума, скрытые где-то глубоко в мозгу, как в бетонном бункере во время атомной войны, продолжают бодрствовать. Они чувствуют ударные волны взрывов и мечутся из угла в угол в поисках спасения.
“Кто-то меня насилует, – думает она. – Какой-то толстопузый санитар видит меня ночью одну в палате. Хихикает: смотрите-ка, какая мяконькая и тепленькая... Пульс есть, и мамочке не нажалуется – чего еще надо?”
Снова молнией ударила боль, прожгла горячий след между ног, в живот, до самой груди. Обрывки сознания в мозгу метались в поисках спасения: скрыться от боли, которая преследует ее и...
...кажется, будто какой-то жирный самец загоняет в нее бутылку от виски.
“Трахнул тебя Джек Дэниельс, и как звать не спросил, Розмари Сноу”.
Теперь мучитель загоняет иглу в щеку до самых десен. Нажал. Игла со скрежетом проталкивается между зубами и пронзает язык. Она кричит, но с губ срывается только невнятное мычание.
“Толстый санитар с бутылкой виски...” На этот раз комок горячей боли проталкивается вверх к лобковой кости, разрывая трубы, и лоно лопается, как воздушный шар. Этому нет конца: огненный шар проходит по сосудам к плечам, огонь течет в кончики пальцев; новые иглы втыкаются в лицо; левое колено со скрежетом отпиливают пилой...
– ...Слышишь?.. Ты меня слышишь? Я сиделка. Ты в больнице. Ты меня слышишь?
Значит, никто ее не мучил – доходит до обрывков сознания, забившихся в уголок мозга. Эта боль просто означает, что она приходит в себя. Господи, должно быть, после того прыжка она навсегда останется калекой. Валяется теперь, как сломанная кукла, в какой-то безымянной больничке, вся в швах, скобках, бинтах, и ее кормят через капельницы и питательные клизмы.
Она попыталась открыть глаза. С большим трудом чуть приподняла веки, ожидая увидеть яркий свет и лицо сиделки.
Но увидела полумрак, низкую скошенную крышу над головой, маленькое окошко на дальнем конце комнаты.
Пыль, пауки и разбросанный в беспорядке хлам. На столе гора елочных игрушек, коробка со свечками, разорванный полиэтиленовый мешок, из которого торчат уголки журналов.
Она не вертела головой, но изображение постоянно смещалось, как будто кинооператор водил объективом камеры. Перед глазами вдруг возникли доски пола, зеленый рюкзак; потом туалетный столик, лежащий на боку велотренажер...
Розмари наконец поняла, что смотрит чужими глазами. Кажется, прежний сон о погоне сменился другим: о ком-то, сидящем на захламленном чердаке.
Издалека чуть слышно донесся женский голос:
– Марк?.. Марк!.. Выключай компьютер. Давно пора спать.
Розмари снилось, что перед ней из полумрака серой рыбиной выплыла рука. Так видишь собственную руку. Она видела, как эта рука развязала рюкзак, порылась в нем и вытащила пистолет. Дуло тускло блеснуло. Появилась вторая рука, выщелкнула из рукояти обойму блестящих патронов, снова вставила ее на место.
