Дарья Беляева - Маленькие Смерти
— Ты можешь заходить, у меня здесь куриный суп, а не контейнер с филовирусами, — говорю я.
Она тоже садится на край кровати, совсем как Мэнди недавно, на колени себе она кладет папку с какими-то бумагами.
— Здравствуй, Франциск, — говорит она, голос у нее хрипловатый, грудной. Я, честно говоря, в Ивви немножко влюблен, вот уже целых два года, с тех пор, как увидел ее в первый раз.
— Не называй меня так, ради Бога. Надо уже сменить чертово имя. Фрэнки, меня зовут Фрэнки.
— В ваших документах, каждом из них, мистер Миллиган, написано, что вы Франциск.
— Это ошибка.
Она фыркает, звук можно было бы даже принять за смех, если не знать Ивви. Она постукивает пальцами по папке, и я говорю:
— Кури, я ведь не умираю.
— Это уж точно.
— И мне дай покурить.
Ивви закуривает сама, потом вставляет сигарету мне в зубы, мы некоторое время молчим. Я стараюсь не шевелить больной рукой. Скосив глаза, обнаруживаю, что повязка чистая и белая, никакой крови. Наверное, не так уж все серьезно.
— Пуля прошла по касательной, едва задела плечо. Врачи больше волновались насчет твоей нарколепсии, чем по поводу раны. Это чудо, потому что если бы ты не грохнулся в обморок за секунду до этого, тебе разнесло бы башку. Поверь, тот, кто в тебя стрелял, умеет это делать и делает это хорошо.
— Но это не обморок и не нарколепсия…
— Слышать ничего не хочу о твоих галлюцинациях, — говорит она, так что желание рассказывать ей что-либо пропадает сразу. Интересно, как она до детектива дослужилась с таким подходом?
Ивви затягивается, потом снова начинает постукивать пальцами по папке. Дело, наверное, все-таки не в никотиновом бешенстве. Что-то волнует ее и волнует по-настоящему. Ивви не то чтобы очень нежно относится к нашей семье, обычно обходится Рождественскими обедами и совместными днями Благодарения, но все-таки мы для нее что-то значим. Стало быть, она за меня волнуется.
Я спрашиваю, очень осторожно:
— Ивви, а взрыв там был?
Она смотрит на меня долгим, каким-то потемневшим взглядом, а потом кивает.
— Рвануло две машины на стоянке. В суматохе твой стрелок и сбежал. Все было очень хорошо подстроено, сразу после выстрела случились взрывы. Никто не погиб и даже не пострадал.
— Хорошо, — говорю я. — Тебя интересует его описание? Он синеглазый, у него веснушки, довольно бледный, на нем была синяя рубашка и зеленый, мятный, кардиган, и бабочка еще — фиолетовая.
— Ты так подробно описываешь, будто на свидание его собирался пригласить.
Я пытаюсь отмахнуться от нее привычным жестом, но боль в плече резко меняет мои планы.
— Еще, — говорю я. — У него сильный ирландский акцент, и он очень плохо цитирует Второзаконие.
— Ты с ним и поговорить успел? — спрашивает она.
— Да, — отвечаю я, но Ивви тут же добавляет к своему предыдущему вопросу еще один — сокрушительный.
— В реальности или нет?
— В реальности.
— Хорошо, в нормальной реальности или нет?
— В нормальной.
Она вздыхает, согласная играть по моим правилам:
— В мире живых?
— Нет. Но все равно запомни про ирландский акцент, хорошо?
Ивви медленно, как будто она слишком сонная для такой монотонной работы, раскрывает папку, потом ставит мою остывающую тарелку с супом на тумбочку, и начинает доставать один за другим листы.
— Что это? — спрашиваю я. — Мои гостинцы, чтобы я поправлялся?
— По крайней мере, очень в твоем стиле.
Я присматриваюсь, и вижу, что это. Копии заключений судмедэкспертов. Ивви продолжает их выкладывать, так что в конце концов, я оказываюсь в бумаге, как в одеяле.
Некоторые из этих свидетельств о смерти на английском: США, Канада, Австралия, Великобритания. Некоторые, и о них даже нельзя с точностью сказать, свидетельства ли это о смерти или заключения медика, написаны на французском, немецком, итальянском, испанском, на других языках, которых я даже узнать не могу.
Ивви говорит:
— Мы имеем основания связать все эти убийства с твоим стрелком. У всех жертв есть одна общая черта. Они занимались тем же, чем и ты.
— Мошенничеством?
Ивви кривится, будто у нее болит зуб, и я вижу, что ей физически неприятно говорить то, что она говорит:
— Спиритизмом.
И я вижу, как в ярких, красивых глазах, будто сказочные цветы, расцветают такие возвышенные слова: «Мой придурок-кузен вляпался из-за своего мошенничества».
— Хорошо, — говорю я. — То есть плохо. Ты считаешь, что стрелок только один?
— Он не только стрелок.
Ивви тыкает пальцем то в один, то в другой документ.
— Поджигатель, подрывник, отравитель и даже специалист по убийствам с помощью циркуля.
— По крайней мере, он лучше в математике, чем я. Не стыдно умереть от руки достойного человека.
Ивви смеряет меня таким взглядом, что я тут же понимаю, какая неудачная была шутка.
— Ладно, — говорю. — Неважно.
— Большинство этих убийств совершил стрелок. Но он явно не один. Те убийства медиумов, что совершались в Ирландии, были совершены группой людей. Да и судя по организации отступлений стрелка, не похож он на одиночного маньяка.
— А на кого похож?
— На религиозного фанатика. Из очень богатой и очень тоталитарной секты, раз уж он разъезжает по миру.
— Тогда в чем проблема найти эту секту? Я ошибаюсь, или секты обычно занимаются прозелитизмом?
— Заткнись, Франциск, и слушай. Если бы проблемы не было, я бы не допустила, чтобы в тебя стреляли.
— Ты же не знала, Ивви.
Наверное, ей всегда хотелось, чтобы у нее был младший братик, и сейчас я вдруг чувствую себя чуточку, но виноватым в том, что подверг себя опасности, даже если моя неосмотрительность заключалась в том, что я просто пошел на работу.
— Проблема в том, — продолжает Ивви. — Что мы ничего не знаем об этой организации. Ни в одной из стран, куда мы отправили запрос, ничего похожего нет.
— И что мы ищем?
— Вот именно, мы ищем, а не ты. Миллитаризированную религиозную организацию, может быть, с идеей нового крестового похода, может быть с идеей очищения от скверны, может быть, милленаристов, ожидающих скорого конца света. Пока слишком много вариантов. Скорее всего зародились в Ирландии — там происходили первые убийства.
— И что ты мне посоветуешь, Ивви? — спрашиваю я. Мне вдруг становится неуютно, и я толком не понимаю, отчего именно.
Ивви вздыхает, чуть вздергивает подбородок, нервное движение свойственное в равной степени ей и Мильтону. Забавно, какие вещи могут передаваться по наследству, они ведь даже не видели друг друга, пока Ивви не прожила на этой земле четверть века.
