Валерий Ковалев - Рукопись из Тибета (СИ)
Это, при наличии прошлого багажа знаний и навыков, было совсем не трудно и даже увлекательно. Но приходилось себя сдерживать. Я мог, естественно, больше, но делать этого пока не хотел. По известным причинам.
Однако ребят с высоким уровнем знаний, в интернате было достаточно. Советская школа, как известно, в то время была лучшей в мире. Не то, что потом, в новой России. При дегенератах Фурсенко с Ливановым[25].
Нужно было проявить себя еще в чем-то, и я это реализовал. Записался в музыкальный кружок на курс баяна с гитарой и через пару месяцев их освоил. Вместе с нотной грамотой. Как когда-то, когда был Валеркой Ковалевым.
Тот неплохо лабал[26] на этих инструментах и даже орал песни в одном из ВИА[27] в Донбассе, пока не загребли на флот. Там стало не до музыки.
Спустя еще некоторое время я, в числе других дарований, выступил на концерте в честь очередной годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции, где мне поручили аккомпанировать на баяне исполняемую школьным хором «Песнь о Ленине».
День за днем бегут года —
Зори новых поколений.
Но никто и никогда,
Не забудет имя: Ленин!
пуча глаза и краснея щеками, с чувством выводили сироты.
Физрук, он же по совместительству дирижер, страстно взмахивал палочкой, а я, изо всей силы растягивая меха, уверенно брал нужные аккорды.
В первом ряду, среди приглашенных, рядом с заведующим сидел высокий чин из облоно[28], и нам было предписано произвести на него впечатление. В противном случае хор мог быть лишен сладкого.
…Ленин всегда живой,
Ленин всегда с тобой,
В горе, в надежде и радости.
Ленин в твоей весне,
В каждом счастливом дне,
Ленин в тебе и во мне!
выдал последний куплет хор (в зале возникла тишина), потом чин стал хлопать, и он разразился бурными аплодисментами.
— Есть сладкое! — расплылись в улыбках исполнители, а заведующий, расслабившись, промокнул бритую голову платком и украдкой взглянул на начальство. Оно было довольно.
Затем воодушевленный хор спел еще несколько патриотических песен; старшеклассник и местный поэт Жора Буев, завывая, прочел стих о советском паспорте, настала очередь танцевальной группы.
Поскольку жили мы в Крыму, где базировался Черноморский флот, как и следовало ожидать, она сплясала матросское «Яблочко». Я же, пыхтя, вновь растягивал меха и довольно удачно.
Когда мероприятие закончилось и всех отвели на праздничный обед с арбузами и виноградом, меня после него вызвали к заведующему.
В кабинете, кроме него, были гость из облоно и какая-то импозантная дама в строгом костюме с депутатским значком на пышном бюсте. Все чуть поддатые.
— Ты у нас в каком классе, мальчик? — томно вопросила сидевшая на диване дама, покачивая стройной ногой в остроносой туфле.
— В третьем — скользнул я по ней взглядом. — Потом перейду в четвертый.
— И как тебе здесь живется? У Василия Кузьмича? — икнул начальник из облоно. Запахло коньяком (я помнил запах).
— Как у родного отца, — ответил Лазарь.. — Нас здесь хорошо кормят, учат и воспитывают. То была правда. Брехня, что в советских интернатах для сирот, дети жили в нищете. Я тому свидетель.
— Он у нас не только музыкант, но еще отличник и спортсмен, — довольный ответом прогудел заведующий. — Можно сказать, талант. В смысле, одаренный.
— Тогда давайте подумаем о его будущем, Юрий Генрихович, — обратилась депутатша к областному чиновнику. — Мы обязаны поддерживать таланты.
— Ну как отказать представителю народной власти? — масляно взглянул на нее тот. — У нас в интернате для одаренных детей как раз есть место. Считайте оно его. А вы — взглянул на Котова, — готовьте документы.
— Вот оно! — внутренне заликовал я. — Все по плану!
— А теперь иди, Лазарь, — благосклонно кивнул мне заведующий. — После тихого часа вас поедут в кино. На «Чапаева».
Выйдя из кабинета, я сделал в пустынном коридоре сальто-мортале[29], а затем вприпрыжку побежал вперед. Жизнь казалась прекрасной и удивительной.
На заходе солнца, в летнем кинотеатре, мы смотрели кино, про легендарного героя Гражданской войны. Василий Иванович лихо вел бойцов в атаку, Анка расстреливала из пулемета «психов», ординарец Петька целовал ее в щечки. Поскольку секса в стране тогда еще не было.
Наступило очередное лето, воспитанник Донской перешел в четвертый класс, ожидая радостного известия.
Его не было.
А потом по интернату прошел слух, что в заведение для одаренных отправляют Сашку Петровского, того самого, к кому приходила бабушка. Он был троечник и лентяй, а кроме того, ругался матом.
— Как же так? — возмутился я и отправился к заведующему.
Тот все подтвердил, отворачивая глаза и барабаня по столу пальцами.
Как оказалось, бабушка Петровского в молодости была сподвижницей Коллонтай[30], в связи с чем предпочтение было отдано ее внуку.
Это была первая несправедливость в этой жизни, что меня здорово обидело.
Внутренние составляющие тоже расстроились и стали давать советы.
— Рви отсюда за бугор, — рекомендовала чекистская. — Я расскажу, как все сделать без шума и пыли.
— Не вздумай. Лучше напиши явку с повинной, тебе поверят, — возражала прокурорская.
— Не сепетись, — советовали шахтерская с морской. — Учись. А то опять загремишь в забой или на подводную лодку. Тебе что? Больше всех надо?
Я внял гласу пролетариата.
И чтобы загасить обиду, а заодно отвлечься от дурных мыслей, вплотную занялся физическим трудом. Который, как известно, помогает. В то время за «Железным занавесом» (так именовали нашу страну заокеанские друзья), во всех школах культивировалось трудовое воспитание. По уже упомянутому мной, Макаренко.
Там имелись учебные мастерские и даже подсобные хозяйства, где детей, обучали трудовым навыкам. В постсоветской России сие похерили. С подачи демократов с либералами. Мол, нарушение прав ребенка.
Поскольку подсобного хозяйства в нашем интернате не имелось, я стал трудиться после уроков дополнительно в столярной и слесарной мастерских. Сбивая табуретки, а также вытачивая болты напильником.
А затем в жизни Донского свершился поворот. Меня усыновили.
Такое в нашем заведении случалось. И сироты завидовали счастливчикам.
В тот майский день, орудуя в поте лица киянкой[31], я вершил очередную табуретку, и меня вызвали к заведующему. Заставив умыться и облачиться в выходной костюм: солдатского образца шерстяную гимнастерку с блестящими пуговицами, затянутую кожаным поясом с бляхой, широкие штаны и тупоносые ботинки.
