Сэм Райме - Зловещие мертвецы
— Не трогай, пожалуйста. Не с твоим примитивным интеллектом, тебе не понять. Сплавы, химический состав, молекулярная структура. И вообще, что ты здесь делаешь?
— Я хотела сказать, что я возлагаю на тебя все мои надежды. Я молюсь за тебя! А вот это я сделала тоже для тебя!
И она протянула мне плащ, который до этого держала в руках. Это было тонкое сукно, темного цвета, богато вышитое золотом.
— Ничего! Попона моей лошади пригодится!
Резкая оплеуха была ответом мне на мои слова.
Швырнув в сторону плащ, она бросилась вон. Я оцепенел лишь на мгновение. Все то, что я прятал на дне своей души, о чем старался не думать, вспыхнуло и запылало в одно мгновение. Я бросился вслед.
— Подсласти мне губки, детка! — изрек я какую-то пошлость, хватая Шейлу за плечи.
Она повернулась ко мне. Наши глаза встретились. Где, когда и как происходит это? И что это за чувство, которое вдруг охватывает нас? Любовь? Я не знаю. Как много женщин, красивых и ярких проходит мимо; Но вот стоит передо мною она, Шейла, и весь мир летит куда-то к чертям!
Любовь — это так просто. Любовь — это так просто, когда двое любят друг друга. Время летит легко и незаметно. Слова, такие простые и незатейливые… Много на свете людей, с которыми есть о чем поговорить. Но вот, встречаешь женщину, с которой есть о чем помолчать, которой не нужно ничего рассказывать, хвастать своими подвигами, своей удачливостью. И мы вдвоем несемся по просторам нашего космоса имя которому — любовь.
И наступила ночь. Руки Шейлы, тонкие и нежные, легко скользили, лаская меня. Я оживал, загорался и пылал рядом с нею. Магия движения ее тела завораживала. Время остановило свой бег. Мы были единственными на Земле, как Адам и Ева и я запомнил все. В том мире мы были сами собой, мы были свободны и все, что было в нас принималось и прощалось. «Сегодня я с тобой» — это магические слова. И прошлое отступает, забывается. Жизнь начинается сначала.
Я вдыхал запах ее кожи и сходил с ума. Сердце мое падало в пропасть и возвращалось назад. Какое счастье ощущать и волноваться, встречаться глазами и целовать, ласкать податливое тело, несущееся за твоим в одинаковом ритме…
Рассвет наступил внезапно. Лучи солнца скользнули по покрывалу. Пора! Лошади нетерпеливо перебирали копытами. Мои провожатые уже ждали меня. Я легко вскочил в седло.
— Эй! Эй! Вперед!
Мы летели, забыв обо всем на свете. Я вспомнил рассказы Генри. Да, что-то есть во всем этом! Часа через два одинокие деревья на нашем пути стали потихоньку превращаться в заросли леса. Вдруг лошади встали на дыбы.
— Ну, в чем дело? — заорал я, разгоряченный полетом.
— Дальше наши лошади не пойдут. Здесь начинается твоя тропа. Эта тропа приведет тебя в проклятое место, на кладбище. Там хранится никрономика. Когда ты снимешь книгу с пьедестала, нужно произнести слова: «Клату. Верата. Никто».
— Повтори!
— Клату. Верата. Никто.
— Еще раз.
— Да, усвоил. Усвоил. Усек! Выучил я эти твои слова. А теперь, ты запомни, вы все запомните, если я добуду эту книгу, вы меня отошлете назад. После этого мы с вами не увидимся никогда!
Мы разъехались в разные стороны. Я пришпорил коня и рванул вперед. Но не успел я отъехать достаточно далеко, как невесть откуда взявшийся дым начал слепить глаза. Вскоре почти ничего не стало видно. Сзади раздался какой-то стук.
— Похоже на стук молотка по железу, — подумал я.
Внезапно лошадь взвилась на дыбы. По обе стороны дороги завыл бешеный вихрь.
— Кажется, мой старый знакомый!
Быстро мчась, я старался не думать о том, что меня окружало. Деревья мертвели. Сучья их, покрытые белым налетом, хрустели и трещали, когда я проносился мимо. И тут, сзади, я услышал быстрый топот. Оглянулся никого!
— Боже, храни меня!
Топот приближался и вскоре я почувствовал, как на меня надвигается какая-то тяжесть. Оглянулся — опять никого! Лошадь в испуге заржала.
— Спокойно! Спокойно! Чего ты волнуешься!
Я летел уже ничего не ощущая, кроме надвигающейся сзади на меня беды. Зло!!! Вот что преследовало меня!
— Вперед! Вперед! — гнал я коня.
И тут же, с размаху, налетел на огромный старый сук, преградивший мне путь.
— Блин! — я кувырком скатился с седла.
Тут же, кто-то неизвестный врезал мне прямиком в морду! Я подскочил и бросился бежать. Небо затянуло темным покрывалом. Я спотыкался, падал, получал удары во все бока из пустого пространства. Кто-то неизвестный классно молотил по мне, а я даже не знал как ответить.
Мельница! Она выросла вдруг на небольшой поляне и медленно начала поворачивать своими четырьмя крылами.
Дверь! Бац! Я захлопнул ее изнутри. Что-то билось и ломилось ко мне.
— Ну, нет, — уперся я изо всех сил. — Нет!
Я уже почти надорвался. В горле стоял какой-то хрип, пот заливал глаза.
…Все. Все стихло сразу. Дверь успокоилась и вой прекратился. Я отвалил от двери и огляделся. Темная каморка, с низким потолком и грязным полом ничего особенного из себя не представляла. Только в углу топилась печь, как будто хозяева покинули помещение за секунду до моего прибытия.
А что это там, в глубине? Зеркало! Зеркало из моего времени, из того проклятого дома! Черепа вокруг, в раме, тут же ожили и дружно заржали, скаля пасти.
Я заглянул внутрь. Там был я! Но — какой!!! Я — полный злобы и ненависти, я — ублюдок и убийца, я — насильник и мародер, я — воплощение Зла! И я не выдержал! Хрясь! Врезал я в зеркало изо всех сил! Осколки зазвенели тонко и жалобно. И тут же раздался писк и визг! Маленькие человечки, размером с мой мизинец, выпрыгнули из каждого осколка и засуетились вокруг. И в каждом я узнал себя!
— Хи-хи-хи! — зазвенели тоненькие голоса.
— Уколем! Уколем! — визжали они. — Готовьсь! Цельсь! Пли!
Они бросали в меня какими-то горошинками, кололись иголками и скакали, как пинг-понговские мячи.
— Ах, вы маленькие гниды! — в отчаянии процедил я, протыкая одного из них вилкой. — Ах вы, гниды, паразиты, мелочь пузатая, — я схватил в горсть несколько маленьких попрыгунчиков и с размаху швырнул их на раскаленную плиту!
— Ш-ш-ш! — зашипело горящее мясо.
На моей руке вздулся пузырь, как от ожога.
Но тут я вошел в раж! Я гонялся за ними повсюду и топтал, топтал их, изо всех сил размазывая по полу.
В Лондоне разрушен мост, в Лондоне разрушен мост, — напевал я. — Кто не верит, тот прохвост! Кто не верит, тот прохвост! — подхватили тоненькие голоса!
Сукины щенки! Им все, как с гуся вода!
Мои ботинки скользили по мокрой жиже, которую оставляли после себя их фигурки, пока я не поскользнулся на ровном месте и повалился, прямиком на раскаленную печку!
