Сергей Лукьяненко - Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник)
Рустам долго шевелил губами, а затем удовлетворенно кивнул и заскрипел карандашом. В палате снова воцарилась тишина.
– А кормить нас будут? – спросила Дженни.
– Конечно, – откликнулась Ксения. – Обед у нас в два. Еще три часа до обеда.
– А здесь какой-нибудь ларек есть, ну, печенье купить? – спросил я.
– Нельзя покидать палату, – покачала головой медсестра. – А что, кому-то хочется есть?
– Нет, просто спросил.
– А может, какие-то другие симптомы? – с надеждой спросила медсестра. – Необычные ощущения? Искажения пространства? Ну или эти, как их…
– Галлюции, – подсказал Рустам.
Медсестра обернулась к нему:
– Галлюцинации, Рустам! Галлюцинации! Не галлюции! Ну, ты даешь! Галлюции! – Она запрокинула голову, широко распахнула рот и оглушительно захохотала прямо в потолок. Она хохотала долго – минуту, наверно.
Я посмотрел на Дженни. Дженни сидела на кровати, обняв колени, и тоже смотрела на медсестру настороженно.
– Скажите, а зачем нам здесь охранник с автоматом? – вдруг спросила Дженни, когда медсестра наконец замолчала.
– Рустам? – удивилась медсестра. – А он к эксперименту не относится.
– Но вот же он сидит. – Дженни раздраженно показала пальцем на крайнюю койку в углу.
– Он живет здесь, – ответила медсестра спокойно.
– В палате? – с ударением переспросила Дженни.
Медсестра хотела что-то ответить, но тут в раскрытую дверь заглянул профессор. На голове его теперь была каска с прозрачным забралом, поднятым вверх, а в руках он держал какую-то непонятную штуку – не то дрель, не то мясорубку.
– Ну? – бодро спросил он, оглядывая нас с Дженни. – Все нормально?
Мы покивали.
– Никаких новых ощущений? Ничего необычного?
Я пожал плечами. Дженни промолчала.
– Что-то они у нас бледные какие-то оба, – озабоченно сказал профессор и повернулся к медсестре: – Ты им часика через два температуру померяй.
Медсестра кивнула.
– Вот и чудненько, – подытожил профессор. – Если что – я пока буду во дворе пилить.
И ушел. Вскоре со двора донесся пронзительный визг электропилы. Я вздрогнул.
– Вы тоже этот звук слышите? – спросил я.
– И я слышу! – подтвердила Дженни.
Медсестра Ксения лениво махнула рукой:
– Данила Ильич автобус свой пилит.
– Что?! – спросил я.
– Ну, вы видели у входа желтый автобус? Списанный, без колес?
Дженни удивилась:
– А он разве без колес? Я как-то не разглядывала.
– У Данилы Ильича сейчас ремонт в доме, – с уважением пояснила Ксения. – А у него пациент – директор автопарка. Вот он взял по случаю списанный автобус и выпиливает окна: лоджии ими стеклить будет. Уже вторую неделю пилит. Три окна разбил по неаккуратности и лобовое.
– Ясно… – пробормотал я.
– Если вам нужно, – доверительно продолжила Ксения, – вы у него потом спросите, может, у него лишние останутся.
– Окна? – испуганно спросила Дженни. – От автобуса?
Медсестра кивнула:
– Мне он тоже обещал одно выпилить. Я пока не знаю, куда его, может, на кухне повешу…
Мне на миг показалось, что у меня кружится голова. Я открыл рот и сделал несколько глубоких вдохов.
В этот момент во дворе послышался рассыпчатый стеклянный звон и глухая ругань. Пила смолкла. А вскоре на пороге палаты возник хмурый профессор, сжимая левую кисть носовым платком.
– Ксения! У нас есть зеленка?! – раздраженно рявкнул он, но вдруг увидел мои испуганные глаза и пояснил уже спокойным тоном: – Пустяки, царапина.
– Данила Ильич! – всплеснула руками Ксения. – Давайте ж я перевяжу!
Оба исчезли в коридоре.
Я посмотрел на Дженни, Дженни пожала плечами и покрутила пальцем у виска.
– Город на юге Москвы, – вдруг подал голос Рустам и с горечью прокомментировал: – Какие-то упоротые дебилы кроссворды сочиняют. Москва – она же сама и есть город!
– Может, пригород? – настороженно предположила Дженни. – Нутам, Зеленоград, Люберцы…
– Ага, при-го-род… – по слогам произнес Рустам и оживился: – Как раз восемь букв! – Он оглядел кроссворд и нахмурился: – Но тогда не Бальмонт… Если Бальмонт, то мягкий знак третий с конца. Чего вы там еще называли?
– Люберцы… – повторила Дженни.
– Подходит! И мягкий знак где надо, – обрадовался охранник. – Теперь, значит, дальше у нас получается: морское животное семейства китообразных. Первая буква «ы». Вторая «и»…
Мы с Дженни снова переглянулись.
– Люберцы без мягкого знака пишется, – сухо сообщила Дженни.
– Подольск! – неожиданно осенило меня. – Подольск! Он как раз на юге от Москвы!
Рустам внимательно посмотрел на нас и одобрительно покивал.
– Ну, молодцы! Не зря вас там учат… Подольск подходит. Значит, морское животное семейства китообразных, три буквы. Первая «к», вторая «и». Если Дали было правильно, то «и» вторая, да.
– Кит? – спросил я упавшим голосом.
– Щас… – сосредоточился Рустам. – О, подходит!
За окном снова застрекотала пила, вгрызаясь в металл. Дженни решительно вскочила, подошла к Рустаму и заглянула в кроссворд. А затем тихо вернулась и прошептала мне на ухо:
– Слушай, у него там и правда кит в кроссворде. Реально пропечатан! Это какая-то шиза.
– Надо звать медсестру! – кивнул я. – С нами что-то не так.
– Дурак, это с ними не так! – прошептала Дженни.
– Ага, конечно, – усмехнулся я. – Приняли экспериментальный препарат мы, а не так – с ними?
– По-твоему, это у нас галлюцинации? – Дженни обвела рукой палату. – Здесь, по-твоему, что-то изменилось?
Палата и впрямь не изменилась. Хотя выглядела странно. По потолку змеилась трещина в рваных клочьях штукатурки. Из стен во множестве торчали какие-то старые трубы, давно отпиленные и замазанные краской. Из трех окон палаты одно было наполовину закрашено сверху белой краской, другое снаружи затянуто металлической сеткой-рабицей – грязной и в голубиных перьях, и лишь третье окно открывалось и выглядело вменяемым. Впрочем, рукоятки у окон были зачем-то выдраны, и там зияли дырки.
Слева от входа на крашеной стене висела грязноватая раковина, зеркало над ней треснуло. И хотя вокруг было полно места, сама раковина располагалась именно здесь, и так неудачно, что край фаянсового бока выходил в дверной проем, и поэтому дверь в палату не могла закрыться до конца. Видно, ее не раз безуспешно пытались закрыть, но она неизменно стукалась о бортик раковины: в этом месте на двери виднелись зарубки, а на боку раковины – старый скол.
Это было так дико, что мне вдруг захотелось проверить, правда ли раковина не дает двери закрыться. Я подошел к двери и стал ее аккуратно закрывать, но дверь вдруг заклинилась, не дойдя даже до раковины. Я опустил взгляд: к линолеуму был небрежно прибит гвоздями крюк, как для полотенец, – он останавливал дверь на по л пути.
