Александр Мазин - Костер для инквизитора
– Вам – верю. Вам, но не в вашего рабочего-террориста.– Возразила трубка.– Могу возместить ущерб.
– Обойдусь,– проворчал мужчина.– Всего хорошего, Геннадий Витальевич! Кинули нас,– грустно сообщил он ротвейлеру.– Ну и хрен с ним! Гулечка! – крикнул он.– Как там покушать? Мы с Козырем кушать хотим!
– Коз-зел! – со смаком произнес Чума, швырнул трубку и добавил что-то по-своему, выругался.
– Шифер? – уточнил Васек.
– Ну! Коз-зел!
– Бабки по новой требует?
Чума, играя желваками, популярно объяснил, куда и каким образом может идти Шифер.
– Ко мне тоже подъезжал,– поделился Васек.– Но я не лох. Взял, значит, взял.
И киздец.
– Во! – воскликнул Чума.– В цвет. Как будто один Шифер дурь толкает! Как будто я, в натуре, поставщика не найду!
– В шесть секунд,– согласился Васек.– И подешевле возьмешь. Но мне интересно, кто ж это рискнул здоровьем на нас наехать? Любопытно мне.
– Вот и займись,– сказал Чума.– Побазарь с кем надо. Так дела не делают.
– Опять те же пульки,– заявил майор Чувало, протянув коллеге акт экспертизы.– Характернейший почерк.
– Восемь плюс два получается десять,– произвел блестящий арифметический расчет его коллега.– Профессионал.
– Профессионал, который пользуется одним и тем же стволом? – усомнился Чувало.
– Ствол – минус,– согласился собеседник, тоже майор, но с более прозаической фамилией Иванов.– Отсутствие свидетелей – плюс. Точность стрельбы – тоже плюс. Прикинь, ни одного лишнего выстрела.
– Неверно,– возразил Чувало.– У двоих – ранение в руку.
– Еще один плюс! – с удовольствием произнес Иванов.– В обоих случаях убитые пытались использовать оружие.
– Резонно,– кивнул Чувало.– Свидетелей нет. Собаки след не берут. Кладет аккуратно, как хирург, и только бандитов. Служба?
– Сомнительно,– проговорил его собеседник, поморщившись, потер колено.
– Болит? – участливо спросил Чувало.
Два дня назад Иванов получил бытовую травму – упал с лестницы на мосту. А днем раньше в него стрелял из обреза наширявшийся азер – и промахнулся с пяти шагов. Второсортное счастье.
– Угу… Слишком разнокалиберная дичь. Семь пешек, два бригадира и только один чуть повыше рангом. К тому же все из разных группировок.
– Псих?
– Вот это похоже. Может, прокачать?
– По дуркам? – удивился Иванов.– Шутишь?
– А какие варианты?
– Подождем. Это же серийка.
– А статистика?
– А ты когда последний раз премию в руках держал?
– И то верно,– согласился Чувало.
«И он стал похож на пустой квадрат,
Но смеялся чаще, чем год назад,
Отпустил усы и крепко спал по ночам.
Он не думал о ней, он играл в футбол,
И играл на флейте. Он был – орел.
Но когда она улыбалась – всегда молчал.
Он истер подошвами свой предел,
Он извел себя, но остался цел
И вполне доволен без малого шесть недель.
А потом в стене появилась дверь,
И оттуда выпрыгнул рыжий зверь
И сказал: «Пойдем. Нам нужно поймать
форель».
И они пошли. И пришли к мосту.
И ловили рыбу, но всё не ту.
И лежало солнце на черных макушках гор.
И тянулось утро, как теплый воск.
И входило лезвие в рыбий мозг,
И сочились запахи, вязкие, как кагор.
Зверь, балуясь, лапой сбивал укроп,
Выгибался, бархатный морщил лоб,
Окунался мордой в прыгучую плоть воды,
И ревел, рывком разевая пасть.
И шалея, рыба хватала снасть
И взлетала – радугой в радужный влажный
дым.
И цвела под пальцами рыбья плоть,
А ему казалось, что он – Господь.
Он взбивал ногой леденящую пену дна
И все длил и длил бесконечный день…
Даже зверь, умаясь, улегся в тень.
А спустя столетье из пены взошла она.
И швырнула галькой в его блесну.
Он взглянул на зверя, но зверь уснул.
Он взглянул на солнце – и то поползло
в зенит.
А она, смеясь, выгрызала мед
Из пчелиных лапок. «Не спи! Возьмет!»
И тотчас меж пальцами вниз побежала нить.
«Ах какая рыба! Ты дашь мне… часть?»
Тут у зверя чуть приоткрылась пасть.
Он взглянул на щель, из которой текла вода,
И поднялся, хрустнув коленом. «Дам».
Улыбнулся мокрым своим следам
И взошел на мост.
Она же осталась там».
Андрей украдкой потрогал верхнюю губу. Нет, усов он вроде не отпускал.
– Ты решил: это о тебе? – Наташа улыбнулась и отложила гитару.
– А разве нет?
– А разве да?
Она кошкой прыгнула ему на грудь, опрокинула на диван (Андрей не сопротивлялся), щелкнула ровными зубками:
– Р-р-р! А может, это про меня?
Руки Андрея нырнули под ее свитер.
– Мр-р-р,– мурлыкнула Наташа.– Нечестно!
– Я – охотник,– напомнил Андрей.
– Был.– Девушка ловко вывернулась из его рук, соскользнула на ковер, к изголовью.
– Есть! – Андрей выщелкнул уракен вправо – погасил свечу.
– Пижон,– прошептала Наташа.
– А хоть бы и так.
Он толкнулся спиной, перевернулся в воздухе и упал на ковер, рядом.
– Я – тигр! – Уткнулся лицом в упругий живот, прихватил зубами кожу.– М-м-м! Наташка, ты самый лучший деликатес в моей жизни!
– Это потому, что я тебя люблю, дурачок! Иди сюда, дай мне твои губы!
– Нечего! Я – хищник! А ты – моя добыча!
– Ты глупый волчонок… Молнию не сломай! Андре-е-ей!
– Зверь укрощен,– сообщил он, когда полчаса спустя они перебрались на диван.– Делай с ним, что хочешь.
– Скажи, как ты меня любишь?
– Я от тебя шизею! Наташка, ты мой ангел-хранитель!
– Да,– согласилась она.– Это правда… Охотник.
Запах конского пота ударил в ноздри. Лицо – к жесткой гриве, ветер – где-то над головой. И внизу, впереди – серое узкое тело, мелькающее в траве, петляющее между кустами, рыскающее из стороны в сторону.
– Ну давай, добрый, давай! – кричал Андрей в мохнатое конское ухо.– Давай!
Конь стелился над травой, птицей летел-парил над змеей-зверем. Настиг, обошел, серый метнулся в сторону, из-под копыт…
– И-и-я-о-ха-а! – нечеловеческий визг исторгся из груди Андрея.
Так конь кричит, вставая на дыбы, чтобы обрушиться на соперника.
Ах, как он прыгнул! На скаку, вниз, земля – прямо в лицо!
– И-и-я-а-о-ха-а!
Прямо на серое змеиное тело!
Ха! Глухой удар, хруст костей, нечеловеческий вопль боли. Покатились по земле, клубком, колени сдавливают горячие бока, как только что – бока скакуна, руки клещами вцепились в острые уши.
—Йа-а-а!
Остановились. Андрей – внизу, серое – сверху. Пыль. Запах пота. Запах раздавленной зелени. Саднящая боль в спине… И выворачивающееся из рук, оборачивающееся: из узкой серой морды – в узкое личико с большим ртом и огромными, шальными, пьянящими глазами. Волосы, удлиняясь на глазах, упали на лицо, мертвая серая шерсть осыпала щеки и бороду. Твердое, как дерево, зажатое между коленями тело зверя – упругое, гладкокожее, обжигающее даже сквозь холст.