Татьяна Форш - Цыганское проклятье
– Скорее реквизит – это мы! Потому что именно мы выглядим чужими на этом празднике жизни, – возразил Петя и почему-то тоскливо вздохнул.
– Вы устраивайтесь, а я завтра к вам подъеду. Посмотрю, как расположились. Тимофей вас довезет и проводит. Все будет в лучшем виде. Да же, Тимофей Игнатьевич? – Председатель заглянул в кабину.
– А то как же, Иван Матвеич. Все в лучшем виде! – ответила кабина.
Федор с облегчением вздохнул, когда грузовичок хрюкнул, пукнул выхлопным газом и резво почухал мимо садов по единственной укатанной дороге.
– Фух, даже не верится, что скоро будем на месте… – Кирилл покосился на Михалыча, а тот, как ни в чем не бывало, о чем-то тихо беседовал со своим заместителем и успевал отвечать на редкие вопросы сидевшей рядом Альбины.
– Что-то мне это место нравится все меньше и меньше! – покривился Макс. – И хранитель какой-то… Хранитель чего? Монастыря? Знаний? Руин?
Федор даже подобрался. Друг словно читал его мысли!
– Да что ты сейчас-то голову греешь? – хмыкнул Петр. – Вот доедем, а после на месте разберемся.
Оставшуюся дорогу парни молчали, размышляя каждый о своем, а когда показались каменные стены обещанного монастыря – зарядил дождик. И хотя он был не особо сильный и совсем не холодный, помятые коробки с оборудованием занесли под навес у ворот за пару минут. Грузовичок, почувствовав свободу, на прощание фыркнул и на всех парах рванул обратно в деревню.
Михалыч прошагал к добротной дубовой двери и, заглядывая в прорезь, прокричал:
– Есть кто живой? Открывайте!
Не получив ответа сразу, он упражнялся в воплях минуты три, а когда обиженно затих, дверь с тихим скрипом распахнулась, и оттуда выглянул высокий худой мужчина. Возраст не понять из-за скрывавшей половину лица растительности. Внизу побитая сединой борода, вверху челка, спадающая до косматых бровей. Только по глазам, ясным и живым, можно было определить, что мужчине лет тридцать пять – сорок. Не больше.
Хотя опять-таки Федор в то утро не был готов поручиться даже за себя, не говоря уже о незнакомом монахе. А может, и не о монахе. Только одежка у него все равно странная: черное платье до пола. Как там ее называют? Сутана?
Дядя смерил их цепким взглядом, задержавшимся на лицах неразлучных друзей, и сдержанно улыбнулся:
– Москвичи? Наслышан о вашем визите. Я Никодим. Прошу в нашу обитель. Чем богаты, как говорится. Но не пакостить! – развернулся и скрылся за дверью.
Михалыч даже рот открыл от такого простодушия, развернулся к подчиненным и замахал руками, задирижировал, поторапливая их.
Чтобы все перетащить и устроиться на новом месте, хватило полчаса. Может быть, справились и быстрее, если бы не невыносимо длинные коридоры, в которых, несмотря на жаркое лето, пахло холодом, сыростью и запустением, если бы не молчаливые, живущие тут люди, которые не объясняли, куда идти, а просто стояли и безучастно смотрели на снующих туда-сюда незнакомцев.
Федору вначале даже грешным делом подумалось, что это не люди, а кто-то… вроде той девчонки, что привиделась ему за стеклом автобуса. А точнее – глюки. Но после того как один «глюк» зычно крикнул Гене «куда прешь», сомнений не осталось. Это жители монастыря. Только не очень общительные, угрюмые бородачи. Федор насчитал их семь человек, включая того, кто открыл им двери.
Наконец, все заняли предоставленные им комнаты в самом конце левого крыла здания. Правое крыло и часть фасада оказались совершенно непригодными для жизни: кое-где обрушена крыша, провалы в стене – точно здание пытались снести, но что-то вдруг помешало рабочим.
– А мрачновато тут! – первым делом выдал Кирюха, едва за ними закрылась дверь.
– А ты думал, что попадешь в женский монастырь? – ухмыльнулся Макс.
– Я думал, что тут будут хотя бы кровати, а не эти лежанки!
Друзья тоскливо оглядели более чем скромное убранство комнаты: вдоль четырех стен располагались четыре довольно широких лавки, в центре – крепко сбитый стол, и одно-единственное оконце с видом на серое небо и такой же серый лес.
– Как тюрьма!
– Так это же монастырь! Как ты хотел? – вдруг вступился Петр. – Здесь люди годами смысл жизни искали, грехи замаливали!
– А при чем тут мы? – Макс поддержал Кирюху. – Я вообще-то в командировку приехал, а не грехи замаливать!
– Ой, да все тут просто! – не выдержал Федор, легонько пнул валявшийся на дороге чей-то рюкзак и сел на лавку рядом с узкой дверью. – Михалычу наверняка выписали на всех хорошие командировочные, включающие в себя приличные посадочные места, а он, падла, видать, деньги экономит. Вот и запер нас, так сказать, поближе к рабочему месту, чтобы материал собирали. А сам эти рублики в карман положит.
– Скорее всего! – вздохнул Кирюха; а парни согласно покивали. – Как бы только его на чистую воду вывести… Может, начальству жалобу на него настрочить?
– Была бы охота руки марать! – покривился Петр и принялся выставлять на стол прихваченный из дома провиант. – Сам когда-нибудь спалится.
– Эт точно! «Змеев» еще тот! – поржал Макс, передразнивая режиссера.
– Не, не Змеев. Козлов! – улыбнулся Федор.
Следующие минут пятнадцать парни изгалялись как могли, придумывая фамилии, которые бы точно могли определить саму суть Михалыча. В итоге им пришлось признать, что Бог шельму метит: Пальцапупа – и в Африке Пальцапупа.
Тут как нельзя более кстати подошла поговорка: «Помяни черта, он и появится». Дверь в комнату друзей без стука распахнулась, и на пороге с видом «не ждали» замер Михалыч.
– Спускайтесь вниз, братцы Тунеядовы. Будем знакомиться с гражданами монахами. А потом распределю задания на неделю. Помните! Чем быстрее отснимем материал, тем скорее вернемся домой!
– Виктор Михалыч, а чего мы в деревне не остались? – поднялся с лежанки Кирилл. – Тут же недалеко! Пешком до монастыря можно дойти.
– Скажи спасибо, что палаточный городок в поле не разбили! – буркнул режиссер и взвился. – Нет, ну каковы Нахаловы? О них переживаешь, заботишься, а они еще и недовольны!
– А матрасы? – поддержал друга Петя. – Мы что, из-за вашей заботы будем спать на этих деревяшках?
– Все! Спускайтесь вниз, ко входу, там и поговорим! – Михалыч решил не вступать в дебаты с недовольным большинством и спасся бегством, с громким хлопком закрыв за собой дверь.
– Знает кошка, чье сало сперла! – буркнул в закрытую дверь Максим.
– Чтоб она еще тем салом подавилась! – от души пожелал Кир, обвел тоскливым взглядом келью и посмотрел на товарищей. – Ну что? Пойдем? Послушаем, чего нового он нам скажет?
