Ирвин Кобб - Рыбоголов
Обзор книги Ирвин Кобб - Рыбоголов
Ирвин Кобб
Рыбоголов
Перу моему не достанет силы описать вам озеро Рилфут так, чтобы в сознании вашем, пока вы читаете этот рассказ, возник такой же его образ, какой существует в моём.
Ведь озеро Рилфут не похоже ни на одно другое озеро, о котором мне известно. Оно — запоздалая мысль Творца.
Остальная часть американского континента была сотворена и сохла под лучами солнца тысячи — нет, миллионы лет, прежде чем появилось озеро Рилфут. Это, вероятно, новейший крупный объект природы на западном полушарии, поскольку возникло оно вследствие землетрясения огромной силы, случившегося в 1811 году.
Землетрясение то, несомненно, наложило отпечаток на облик земли на тогдашней границе штата Кентукки.
Оно меняло русла рек, выравнивало холмы, создавая то, что является теперь затопленной территорией на стыке трех штатов, оно обращало твёрдую почву в студень и, точно по морю, пускало волны по ее поверхности.
И вот среди хаоса, порождённого рвотными позывами, скрутившими землю, и извержением вод, стихия вдавила на разные глубины участок земной коры длиною в шестьдесят миль со всем, что на нём было — деревьями, холмами, лощинами, и трещина протянулась вплоть до русла Миссисипи, так что три дня река текла в обратную сторону, наполняя разлом.
Результатом стало появление самого крупного озера к югу от Огайо, расположенного в основном на территории штата Теннесси, но заходящего за нынешнюю границу Кентукки, и названного Рилфут из-за воображаемого сходства с широкой, закругленной ступнёй работающего в поле негра. Болото Ниггервул, находящееся неподалёку, возможно, получило свое имя от того же, кто окрестил озеро — по крайней мере, названия наводят на такую мысль.
Рилфут всегда было и остаётся озером-загадкой.
Местами оно бездонно. В других местах все еще стоят прямо и ровно скелеты кипарисов, что ушли в низину, когда провалилась земля, и если свет падает под нужным углом, а вода не такая мутная, как обычно, то тот, кто, опустив взгляд, всматривается в глубины озера, видит, или думает, что видит внизу голые ветви, тянущиеся вверх, словно пальцы утопленников, сплошь покрытые наросшей за годы грязью и увитые клоками зелёной озёрной тины.
В иных же местах попадаются длинные отмели, где глубина не более чем по грудь, но и они опасны из-за подводного плавника и густых водорослей, которые обвивают ноги пловца. Берега озера по большей части грязевые, воды его тоже мутные, цвета крепкого кофе весной и рыжевато-жёлтые летом, и деревья по берегам приобретают илистый цвет вплоть до нижних ветвей после каждого весеннего паводка, когда высохший осадок покрывает их стволы густым, похожим на болезненный, налётом.
Есть вокруг озера полосы нетронутого леса и болота, где бесчисленные кипарисовые колени поднимаются на поверхность, точно надгробия на могилах медленно гниющих в вязкой тине мертвых топляков.
Есть здесь участки, заросшие сорняками и высокой кукурузой, со вздымающимися вверх белыми, обожжёнными огнём, лишёнными листьев и ветвей остовами окольцованных деревьев.
Есть здесь длинные, унылые низины, где весной лепятся к травяным стеблям похожие на комья белой слизи сгустки лягушачьей икры, и куда ночью выползают черепахи, чтобы отложить в песок кладки идеальных, округлых, белых яиц с прочной резиноподобной скорлупой.
Есть здесь ведущие в никуда рукава и подобные огромным, слепым червям, бесцельно вьющиеся топи, которые соединяются, в конце концов, с широкой рекой, что течёт полужидким потоком в нескольких милях к западу.
Таково оно, распростёршееся в самой низменности озеро Рилфут — зимой покрывается тонким льдом, летом испускает душный, тяжелый пар, весной, когда леса зеленеют свежей листвой и надоедливо гнусящая мошкара чёрными тучами наполняет залитые ложбины, разливается, словно опухает, а осенью облачается в великолепное одеяние всех цветов, какие приходят с первыми морозами — орешник дарит золотистый, платан — жёлтый и красновато-коричневый, кизил и ясень — красный, а амбровое дерево — фиолетово-чёрный.
Но есть от этой области и немалая польза. Здесь, у озера Рилфут, лучшие места для охоты и рыбалки из всех естественных и рукотворных, оставшихся сегодня на юге Штатов.
В отведенное природой время сюда слетаются стаи уток и гусей, замечали здесь даже субтропических птиц — бурых пеликанов и змеешеек из Флориды.
По водоразделам бродят вернувшиеся к дикости свиньи, и каждое остроспиное стадо возглавляет худой, голодный, свирепый старый кабан. В сумерках ревут под берегами лягушки-быки, невероятно крупные и чрезвычайно громогласные.
Здесь настоящее раздолье для рыб — окуней, краппи и большеротых буффало.
Как эти съедобные виды умудряются принести потомство, и как их потомство выживает, чтобы принести своё — тайна, если учесть, сколько водится в озере больших рыбоядных каннибалов, поедающих своих сородичей.
Здесь вы найдете более крупных, чем где-либо ещё, панцирных щук — костистых, прожорливых, в ороговевшей чешуе, с пастями, точно у аллигаторов; щуки эти, как утверждают натуралисты — связующее звено между сегодняшним животным миром и животным миром периода рептилий.
Плосконосые кошачьи сомы, в действительности — деформированный вид пресноводного осетра, — с огромной веерообразной плёнчатой пластиной, выступающей с носа, словно бушприт, целый день плещутся в тихих заводях с таким шумом, будто в воду упала лошадь.
На каждом выброшенном на берег бревне в солнечные дни лежат, настороженно подняв змееподобные головы в готовности соскользнуть прочь при малейшем скрежете весел об уключины, по четыре-шесть огромных каймановых черепах с дочерна обгоревшими на солнце панцирями. Но всё же нет в озере никого крупнее сомов!
Поистине чудовищны эти рилфутские сомы — без чешуи, скользкие, с бесцветными, мертвыми глазами, похожими на дротики ядовитыми плавниками и длиннющими усами, свисающими по бокам от подобных пещерам ртов.
Шести или семи футов вырастают они, и весом двести фунтов, а то и больше, пасти у них достаточно широкие, чтобы вместить человеческую ступню или кулак, достаточно мощные, чтобы сломать любой крючок, кроме самого крепкого, и достаточно жадные, чтобы пожирать все — живое, мёртвое, гнилое, — что только способны пережевать могучие челюсти.
Ох, и страшные это существа, и страшные истории рассказывают о них в округе. Этих сомов называют людоедами и сравнивают, по некоторым их повадкам, с акулами.
Рыбоголов в такой обстановке смотрелся совершенно естественно.
Он подходил в ней, как желудь подходит к своей чашечке. Всю жизнь он прожил на озере Рилфут, в одном месте, в устье одного из рукавов.
