Монтегю Джеймс - Похищенные сердца
Обзор книги Монтегю Джеймс - Похищенные сердца
М. Р. Джеймс
Похищенные сердца
Насколько мне известно эта история началась в сентябре 1811 г., когда к воротам Эсверби-холла, усадьбы, расположенной в самом сердце Линкольншира подъехала почтовая карета. Единственный ее пассажир, маленький мальчик, спрыгнул на землю, едва карета остановилась, и за краткий промежуток времени, отделявший момент, когда зазвонил дверной колокольчик от мига, когда отворилась входная дверь усадьбы, успел с живейшим интересом оглядеться по сторонам. Взору его предстало высокое, квадратное строение, сложенное из красного кирпича в правление королевы Анны,[1] с пристроенным около 1790 г. крыльцом с колоннадой в неоклассическом стиле. Вдоль увенчанного фронтоном с круглым окном фасада тянулось множество высоких и узких, вставленных в фасетчатые белые рамы окон. Расположенные по обе стороны главного здания боковые флигели соединялись с ним украшенными колоннами, застекленными галереями. Над каждым из флигелей, где, по всей видимости, находились конюшни и служебные помещения, красовался купол и шпиль с золоченым флюгером.
Вечерний свет падал на фасад, играя на множестве граней мелких оконных стекол. На равнине вокруг Эсверби-холла расстилался парк, поросший дубами и окаймленный четко вырисовавшимися на фоне неба елями. Куранты на скрытой за деревьями, так что закатные лучи ловила лишь ее позолоченная маковка, церковной колокольне били шесть, и ветер разносил по округе мягкий, мелодичный звон. В целом зрелище представлялось весьма приятным, хотя, возможно, и с некоторым налетом подобавшей погожему осеннему вечеру меланхолии. Во всяком случае, подобное настроение передалось мальчику, дожидавшемуся, когда ему откроют дверь.
Полгода назад он осиротел, и вот теперь почтовая карета доставила его из Уорикшира в Эсверби-холл, где сироте предстояло поселиться благодаря великодушному приглашению мистера Эбни, владельца имения, доводившегося мальчику кузеном. По правде сказать, для всех знавших мистера Эбни такое проявление родственных чувств оказалось неожиданностью. Хозяин слыл нелюдимом, а появление в доме юного родича грозило нарушить весь уклад его жизни. Но, с другой стороны, практически никто не мог бы похвастаться тем, что знал мистера Эбни близко: помимо репутации затворника он — профессор греческой словесности Кембриджа — был известен как превосходный знаток языческих обрядов и верований. В библиотеке усадьбы имелись практически все известные в то время книги об Элевсинских мистериях, Орфической поэзии, а также культах поклонников Митры и Неоплатоников. На мраморном полу большого зала красовалось приобретенное хозяином за большие деньги в Леванте изваяние Митры, убивающего быка. Мистер Эбни опубликовал в «Джентльмен Мэгэзин» превосходное описание этой примечательной скульптуры, тогда как в «Критикал Мэгэзин» поместил серию статей о суевериях, бытовавших в Римской империи времен упадка. Казалось весьма странным, что этот книжник, явно человек не от мира сего, вообще знал о существовании осиротевшего кузена по имени Стивен Эллиот, не говоря уж о предложении разделить с ним кров.
Однако, что бы ни думали по этому поводу его соседи, сам высокий, худой и аскетичный с виду мистер Эбни похоже был настроен оказать юному родичу самый радушный прием. Едва перед мальчиком распахнулась парадная дверь, как хозяин усадьбы выскочил из своего кабинета, восторженно потирая руки.
— Как дела, мой милый мальчик, как поживаешь? Сколько тебе лет… То есть я хотел спросить, не слишком ли ты устал с дороги и согласишься ли поужинать?
— Не слишком, сэр. Соглашусь, сэр…
— Вот и прекрасно, просто великолепно. Так сколько тебе лет?
Со стороны могло показаться довольно странным, что всего за пару минут знакомства родственников этот вопрос прозвучал уже дважды.
— В следующий день рождения мне исполнится двенадцать, — ответил Стивен.
— А когда у тебя день рождения, милый мальчик? Одиннадцатого сентября, да? Вот и превосходно! Почти через год, верно? Я люблю… ха-ха… люблю заносить такие сведения в свою книжицу. Ты точно знаешь, что тебе стукнет именно двенадцать? Уверен?
— Да, сэр, совершенно уверен.
— Очень хорошо. Парке, отведите нашего юного друга к миссис Банч; пусть он попьет чаю и перекусит.
— Да, сэр, — отозвался степенный дворецкий и повел Стивена знакомиться с домом и домоправительницей миссис Банч. Благодаря теплоте и радушию этой женщины Стивен очень скоро почувствовал себя словно в родном доме. Всего за четверть часа мальчик и экономка сделались большими друзьями, да так ими и остались. Родившись в окрестностях Эсверби лет этак за пятьдесят пять до приезда Стивена, миссис Банч последние двадцать из них жила в усадьбе, дом и парк знала как свои пять пальцев и с удовольствием делилась своими знаниями с любознательным мальчиком. Благо в старинном поместье было чем заинтересоваться. Стивен без устали задавал вопросы вроде: «Кто построил ту, скрытую за лаврами в конце аллеи беседку, что похожа на древний храм?» или «Кем был тот сидящий за столом, положив руку на череп, старец, чей портрет висит на лестнице?», а знавшая насчет усадьбы почти все миссис Банч столь же неутомимо давала ответы, в большинстве своем вполне удовлетворительные. Впрочем, следует признать, что ответить исчерпывающе на некоторые из вопросов не удавалось даже ей.
Как-то раз, сидя ноябрьским вечером у очага в комнате экономки, Стивен, с невинной непосредственностью ребенка, признающего за старшими способность выносить суждения по вопросам, вообще-то считающимся прерогативой более высокого суда, неожиданно спросил.
— А мистер Эбни хороший человек? Он попадет на небо?
— Хороший! — воодушевленно воскликнула миссис Банч. — Благослови вас Бог, милое дитя, но сказать так, значит, не сказать ничего! За всю жизнь мне не довелось встретить господина добрее чем он! Разве я не рассказывала, как он — лет этак семь назад — подобрал на улице бедного мальчугана? А еще раньше, спустя пару лет после того, как я поселилась в усадьбе, точно так же подобрал маленькую девочку?
— Нет, я ничего такого не слышал. Милая миссис Банч, расскажите мне об этих детях. Ну пожалуйста!
— Почему бы и нет? — отозвалась миссис Банч. — Правда, должна признать, что насчет девочки я и сама мало что знаю. Хозяин привел бедняжку с прогулки — представьте себе, у нее не было никаких пожитков — и велел миссис Эллис, тогдашней домоправительнице, о ней позаботиться. Девочка прожила у нас недели три, а потом исчезла. Говорят, встала спозаранку, когда все еще спали, и ушла. А причиной тому вроде бы бродяжья цыганская кровь. Хозяин тогда страшно разволновался и велел проверить все пруды — вдруг она утонула. Но мне сдается, ее и впрямь сманили цыгане: в тот день многие — хоть бы и тот же Парке — слышали в окрестных лесах их кличи и пение. А жаль: девочка был тихая, скромная и не подумаешь, что цыганка. Я к ней, помнится, очень привязалась.
