Ричард Матесон - Deus ex machina
Ричард Матесон - Deus ex machina краткое содержание
Ричард Матесон
Deus ex machina[1]
Все началось, когда он порезался бритвой.
До того момента Роберт Картер был как все. Тридцать четыре года, бухгалтер в железнодорожной компании. Он жил в Бруклине с женой Элен и двумя дочерьми, Мэри, десяти лет, и Рут. Рут было пять, она еще не доставала до раковины в ванной. Под раковиной специально для нее стоял ящик, на который она поднималась. Роберт Картер сделал шаг, наклоняясь поближе к зеркалу, чтобы сбрить щетину с шеи, споткнулся о ящик и упал. Падая, он взмахнул рукой, чтобы обрести равновесие, и крепче вцепился в опасную бритву. Охнул, ударившись коленом о кафельный пол. Стукнулся лбом о раковину. А горлом напоролся на лезвие.
Он лежал, распростершись на полу, и часто дышал. В коридоре послышался топот бегущих ног.
— Папа? — крикнула Мэри.
Он ничего не ответил, потому что посмотрел на свое отражение, на рану на шее. Отражение будто было соткано из двух слоев. В одном слое из раны текла кровь. А в другом…
— Папа? — Голос Мэри звучал встревоженно.
— Я в порядке, — сказал он.
Слои уже разделились. Картер услышал, как дочь отошла от двери ванной, пока сам он смотрел на коричневое масло, которое толчками вытекало из шеи и капало на плитки пола.
Внезапно он схватил с вешалки полотенце и прижал к ране. Боли не было. Он отнял полотенце и в миг, когда пузырящееся масло еще не успело затянуть рану, он увидел тонкие красные проводки.
Роберт Картер отшатнулся назад, глаза его округлились. Он снова отнял от шеи полотенце. Так и есть, провода.
Роберт Картер ошеломленно оглядел ванную. Вокруг него теснились фрагменты реального мира: раковина, шкафчик с зеркалом, деревянная мыльница, в ней все еще пенный кусок мыла, помазок, роняющий белоснежные хлопья, бутылочка с зеленым лосьоном. Все настоящее.
С окаменевшим лицом он порывистыми движениями замотал рану.
Лицо, которое он увидел в зеркале, было тем же. Он придвинулся ближе, выискивая признаки каких-нибудь изменений. Он потыкал себя в щеки, провел указательным пальцем по челюсти. Надавил на мягкие ткани под подбородком в засыхающей мыльной пене. Ничего не изменилось.
Ничего?
Он отвернулся от зеркала и уставился на стену сквозь пелену слез. Слез? Он дотронулся до края глаза.
На пальце оказалась капля масла.
Его начало неудержимо трясти. Он слышал, как внизу Элен хлопочет на кухне. Слышал, как болтают в своей комнате одевающиеся девочки. Все было похоже на любой другой день — очередные утренние сборы. Но день был совсем не такой, как прежде. Еще вчера он был деловым человеком, отцом, мужем, мужчиной. А сегодня утром…
— Боб?
Он дернулся, когда Элен позвала его снизу лестницы. Губы шевельнулись, но он ничего не ответил.
— Уже четверть восьмого, — сказала она, и он услышал, как она ушла обратно в кухню. — Поторопись, Мэри! — крикнула она оттуда и закрыла за собой дверь.
И вот тогда Роберта Картера кольнуло нехорошее предчувствие. Он сейчас же опустился на колени, вытирая масло с пола другим полотенцем. Он тер, пока не осталось ни пятнышка. Очистил лезвие бритвы. Потом открыл корзину для грязного белья и запихнул полотенце под кучу тряпок.
Он подскочил, когда они забарабанили в дверь.
— Папа, пусти нас! — закричали снаружи два голоса.
— Подождите секунду, — услышал он свой ответ. Он взглянул в зеркало. Мыло. Он смыл его. На лице по-прежнему оставалась синеватая щетина. Или это проволока?
— Папа, я опаздываю! — сказала Мэри.
— Сейчас, сейчас. — Голос звучал спокойно, он поднял воротник халата, пряча сделанную наскоро повязку. Он глубоко вдохнул — можно ли назвать это дыханием? — и открыл дверь.
— Я должна первая умываться, — заявила Мэри, протискиваясь к умывальнику. — Мне пора в школу.
Рут надула губки.
— У меня тоже полно дел, — возмутилась она.
— Ну, хватит. — Эти слова были эхом вчерашнего дня, когда он еще был их отцом-человеком. — Ведите себя как следует, — велел он.
— Я все равно умываюсь первая, — сказала Мэри, поворачивая кран с горячей водой.
Картер стоял, глядя на детей.
— Что случилось, папа? — спросила Рут.
Он вздрогнул от неожиданности. Она смотрела на капли масла на боку раковины. Он заметил их только сейчас.
— Я порезался, — пояснил он.
Если стереть капли достаточно быстро, они не успеют понять, что это не кровь. Он вытер капли туалетной бумагой, бросил ее в унитаз и смыл.
— Ты сильно порезался? — спросила Мэри, намыливая лицо.
— Нет, — сказал он. Ему было невыносимо смотреть на них. И он быстро вышел в коридор.
— Боб, завтрак!
— Да, хорошо, — промямлил он.
— Боб?
— Я уже спускаюсь, — сказал он.
Элен, Элен…
Роберт Картер стоял перед зеркалом в спальне и рассматривал свое тело, его осаждали неподдающиеся уразумению вопросы. Удаленные гланды, вырезанный аппендикс, зубные пломбы, прививки, вакцинации, анализы крови, рентген. Декорации, на фоне которых он разыгрывал свою вполне обычную пьесу, декорации из крови, тканей, мышц, гланд, гормонов, артерий, вен…
На вопросы не было ответа. Он оделся быстро, порывисто, стараясь не думать. Снял полотенце и прилепил к ране большой кусок бактерицидного пластыря.
— Боб, иди же! — позвала она.
Он завязал галстук, как завязывал тысячу раз до того. Он был уже одет. Он выглядел как человек. Он смотрел на свое отражение в зеркале и видел, что выглядит в точности как человек.
Взяв себя в руки, он развернулся и вышел в коридор. Спустился по лестнице и прошел через столовую. Он принял решение. Ей не нужно ничего знать.
— Наконец-то, — сказала она. Оглядела его с головы до ног. — Где ты порезался?
— Что?
— Девочки сказали, что ты порезался. Где?
— Шея. Все уже в порядке.
— Дай посмотреть.
— Все нормально, Элен.
Она взглянула на него с любопытством.
— Что случилось?
— Ничего, — произнес он. — Просто я опаздываю.
Она посмотрела на его шею, где из-под воротника рубашки немного торчал край пластыря.
— Все еще кровоточит, — сказала она.
Картер вздрогнул. Он протянул руку, чтобы потрогать. На пластыре расползалось пятно масла. Он встревоженно поглядел на Элен. Снова нахлынуло нехорошее предчувствие. Ему пора уходить, сейчас же.
Он вышел из кухни и взял в шкафу рядом с входной дверью пиджак.
Она видела кровь.
Он быстро шел по дорожке, под туфлями поскрипывал гравий. Стояло прохладное утро, серое и облачное. Наверное, скоро пойдет дождь. Он задрожал. Ему было холодно. Это же просто абсурд, теперь, когда он знает, кто он такой, однако ему все равно было холодно.
