Татьяна Рябинина - Господин в синем фраке
Обзор книги Татьяна Рябинина - Господин в синем фраке
Татьяна Рябинина
Господин в синем фраке
Санкт-Петербург, журнал «Консул», № 2 (5), 2006
Февральский вечер 185* года, которым начинается наше повествование, был исполнен какой-то смутной тревоги. Ветер с Невы влажно дышал близкой оттепелью, сочно похрустывал под полозьями замаслившийся снег. Подходила к концу сырная седмица, до начала Великого поста оставались считанные дни. Балы, маскарады, домашние концерты давались и при дворе, и в каждом богатом доме, с таким размахом, словно в последний раз. Вдохнуть поглубже пьянящий воздух веселья, танцев, флирта – и туда, в глубину покаяния, истинного или мнимого - неважно. Даже там, где в обычное время гостям предлагали лишь вино и легкие закуски, устраивались ужины или хотя бы угощения. Громадные носатые осетры, стыдливо розовеющая лососина, золотистая стерлядь, икра во льду – красная, похожая на ягоду костянику, зернистая белужья. И, конечно, блины – пышные, ноздреватые и наоборот, тонкие, кружевные, сквозь которые можно увидеть лицо собеседника. А еще… Но нет, лучше остановиться, дабы не вводить читателя в соблазн чревоугодия. Скажем только, что даже молоденькие барышни, считавшие хороший аппетит за моветон, тайком просили своих горничных не затягивать шнуровку корсета слишком туго.
Бал-маскарад, о котором пойдет речь, предполагался закрытым, попасть на него можно было лишь по особому приглашению. А поскольку устраивал его в своем особняке высокопоставленный чиновник министерства иностранных дел, то и приглашены были в основном лица, имеющие непосредственное отношение к дипломатии. Впрочем, не были обойдены вниманием и бальные завсегдатаи, crème de la crème, а также несколько знатных иностранцев, пребывавших в столице.
Время шло к полуночи, веселье набирало обороты, и только князь Андрей Иванович Бобровский, коллежский асессор двадцати семи лет от роду, состоящий на службе в министерстве иностранных дел, одиноко стоял в нише, облокотившись на подоконник и мрачно поглядывая на танцующих. Он то и дело одергивал фалды черного фрака, приглаживал светлые, слегка вьющиеся волосы, нервно поправлял маску. Бокалу шампанского, из которого князь изредка отпивал, казалось, грозила смертельная опасность – так судорожно он сжимал его в руке.
В приглашении указывалось, что все гости на балу должны быть замаскированы, - этим предполагалась большая и даже, может, рискованная по сравнению с обычными балами свобода. Но Бобровский и среди тысячи подобных узнал бы ту изящную брюнетку в голубом домино, которая разговаривала неподалеку сразу с тремя кавалерами. Узнал бы по нежным локоткам с мягкими ямочками, по крохотной атласной туфельке, которая выглядывала из-под шелкового подола чуть дальше, чем это дозволялось приличиями, по горделиво приподнятому подбородку и смеху, похожему на звон хрустальных шариков. В княжну Зинаиду Яковлеву, младшую дочь своего начальника, он был влюблен уже второй год. Девушка эта буквально с первого своего выезда в свет стала всеми признанной модной красавицей, однако ее ветреный нрав приводил поклонников в отчаяние. Бобровский порой пользовался ее расположением, настолько явным, что он позволял себе мечтать об алтаре, но… Расположение это внезапно сменялось ничем не объяснимой холодностью. Князь страдал и все более терял голову.
Так случилось и в этот раз. Накануне он встретил княжну в театре, и та сказала, что с нетерпением будет ждать встречи с ним на «дипломатическом» маскараде. И что же? Стоило ему подойти к ней, княжна демонстративно полистала свою бархатную бальную книжечку и заявила, что все танцы у нее уже расписаны. И это на балу-маскараде, где записи вообще не приняты?! Бобровскому осталось только откланяться и издали наблюдать за княжной, мрачнея с каждой минутой. Что она позволяет себе, эта девчонка, которая совсем недавно бегала в коротких платьях и ловила в ручье лягушек?! Князь давно покинул бы особняк, он даже направился было к выходу, но вспомнил, что уйти раньше определенного часа считалось нарушением хорошего тона. Стоя на лестнице, он с завистью посмотрел на гостя в темно-синем бархатном фраке и черной маске, который торопливо шел к двери, перекинув шинель через руку. Бобровскому показалось, что он совсем недавно видел эти седеющие виски, гордый римский нос и чуть раздвоенный подбородок. Однако вспомнить, кто же это, так и не смог. Вздохнув глубоко, князь вернулся в зал и встал на прежнее место у окна, намереваясь продержаться хотя бы еще полчаса.
Между тем по залу словно пробежал ветерок. Так бывает, когда кто-то приносит в собрание новость. Один шепнет другому, другой – третьему. Четвертый, повинуясь тайному инстинкту, повернет голову и, встретившись взглядом с уже посвященным, приподнимет брови: «Что-то случилось?». А через несколько минут новость обежит зал, и публика загудит, сладко предчувствуя пикантный скандал.
Прикрываясь веерами и лорнетами, замаскированные дамы и кавалеры шептались о том, что посланник одного из немецких княжеств господин N. закрылся в покоях с баронессой Ольгой Дорн и не открывает дверь, несмотря на требования барона и хозяина дома. Шокированные столь явным нарушением приличий, гости прекратили танцевать и ждали дальнейшего развития событий.
После долгого стука, угроз и уговоров, на которые не последовало никакого ответа, барон потребовал, чтобы хозяин дома распорядился взломать двери. Когда же их сняли с петель, все поняли, что скандал будет не только пикантным, но и страшным.
Баронесса лежала на полу, ее широко раскрытые глаза неподвижно смотрели в потолок. Она была задушена – на белоснежной коже проступили багровые следы пальцев. Посланник полулежал в кресле, в его грудь был вонзен дамасский кинжал, взятый из коллекции хозяина. На губах пузырилась кровавая пена.
Кто-то из дам лишился чувств, кто-то спешил достать флакончик с нюхательными солями. Сбившись в стайки, гости сняли маски и оживленно обсуждали происшествие. Срочно послали за городовым, в посольство, в министерство иностранных дел и даже в III отделение царской канцелярии – ведь убит иностранец, да еще к тому же посланник, что чревато дипломатическими осложнениями!
Дам, конечно, удивляло неслыханное бесстыдство покойной баронессы, рискнувшей уединиться с кавалером в присутствие на балу мужа. Однако все сошлись на том, что есть гораздо более удивительное обстоятельство. Дверь комнаты была закрыта изнутри на ключ, окна – утеплены на зиму. По всему выходило, что господин N. задушил баронессу, а затем покончил с собой, ударив себя кинжалом в грудь. От князя Бобровского, который пытался рассказать жандарму о спешившем к выходу незнакомце в синем фраке, попросту отмахнулись – мало ли кому понадобилось срочно уйти. Да и потом не просочился же он в замочную скважину или в щель под дверью.