Говард Лавкрафт - Безымянный город
Обзор книги Говард Лавкрафт - Безымянный город
Говард Филлипс Лавкрафт
Безымянный город
В письме Фрэнку Б. Лонгу, датированном 26 января 1921 года, Г. Ф. Лавкрафт посвятил несколько строк обсуждению следующего своего рассказа под названием Безымянный город . Он писал:
Рискуя навеять на Вас тоску, я прилагаю к своему посланию свой последний только что законченный и напечатанный рассказ Безымянный город . Он составлен на основе сновидения, которое, в свою очередь, было вызвано скорее всего размышлениями над многозначительной фразой из Книги чудес Дансени неотражаемая чернота бездны.
Безумный араб Аль-Хазред вымышленная личность. Приписанное ему двустишие написано мною специально для этого рассказа, а Абдул Аль-Хазред это псевдоним, который я взял себе в пятилетнем возрасте, когбез ума от Тысячи и одной ночи . Я толком не могу оценить этот рассказ Вы первый, кто увидит его после меня однако хочу сказать, что вложил в него много труда. Я порвал два варианта начала, уловив нужную линию только с третьей попытки, и разрушил (лучше сказать, основательно переделал) заключительную часть. Моей целью было показать концентрированный поток ужасов дрожь по телу, еще раз дрожь, и еще раз и каждый раз все страшнее и страшнее!...
Приблизившись к безымянному городу, я сразу же ощутил тяготевшее над ним проклятие. Я двигался по жуткой выжженной долине, залитой лунным светом, и издали увидел его; таинственно и зловеще выступал он из песков так высовываются части трупа из неглубокой, кое-как закиданной землею могилы.
Ужасом веяло от источенных веками камней этого допотопного чуда, этого пращура самой старой из пирамид; а исходившее от него легкое, дуновение, казалось, отталкивало меня прочь и внушало отступиться от древних зловещих тайн, которых не знает и не должен знать ни один смертный.
Далеко в Аравийской пустыне лежит Безымянный Город, полуразрушенный и безмолвный; его низкие стены почти полностью занесены песками тысячелетий. Этот город стоял здесь задолго до того, как были заложены первые камни Мемфиса и обожжены кирпичи, из которых воздвигли Вавилон. Нет ни одной легенды настолько древней, чтобы в ней упоминалось название этого города или те времена, когда он был еще полон жизни. Зато о нем шепчутся пастухи возле своих костров, о нем бормочут старухи в шатрах шейхов, и все как один остерегаются его, сами не зная почему. Это было то самое место, которое безумный поэт Абдул-Аль-Хазред увидел в своих грезах за ночь до того, как сложил загадочное двустишие:
То не мертво, что вечность охраняет,
Смерть вместе с вечностью порою умирает.
Конечно, мне было известно, что арабы не зря остерегаются Безымянного Города, упоминаемого в причудливых сказаниях и до сих пор скрытого от людских глаз; однако я отогнал мысли о причинах этих опасений и двинулся верхом на верблюде в нехоженую пустыню. Я единственный, кому довелось его увидеть, и потому ни на одном лице не застыло такой печати ужаса, как на моем, ни одного человека не охватывает такая страшная дрожь, как меня, когда ночной ветер сотрясает окна. Когда я проходил по городу в жуткой тишине нескончаемого сна, он смотрел на меня, уже остывший от пустынного зноя под лучами холодной луны. И, возвратив ему этот взгляд, я забыл свое торжество, которое испытал, найдя его, и остановил своего верблюда, замерев в ожидании рассвета.
После нескольких часов ожидания я увидел, как на востоке повис предрассветный полумрак, звезды поблекли, а затем серые сумеречные тона оттеснил розовый свет, окаймленный золотом. Я услышал стон и увадел песчаную бурю, бушевавшую среди древних камней, хотя небо было ясным и обширные пространства пустыни оставались неподвижными. Затем над линией горизонта, окаймляющей пустыню, взошел огненный край солнца, который был виден сквозь уносившуюся прочь небольшую песчаную бурю, и мне, охваченному какой-то лихорадкой, почудился доносившийся из неведомых глубин металлический скрежет, который словно приветствовал огненный диск, как некогда приветствовали его колоссы Мемнона с берегов Нила. В ушах моих стоял звон, воображение бурлило, пока я неспешно погонял своего верблюда, приближаясь к этому затерянному в песках безмолвному месту, которое из всех живущих на земле удостоился созерцать я один.
Я бродил среди бесформенных фундаментов домов, не находя ничего, похожего на резьбу или надписи, которые напомнили бы о людях, если это были люди построивших город и живших в нем невообразимо давно. Налет древности на этой местности был каким-то нездоровым, я больше всего на свете мне хотелось увидеть какие-нибудь знаки или эмблемы, доказывавшие, что город и в самом деле был задуман и заложен представителями рода людского. Без сомнения, мне были неприятны пропорции и размеры этих развалин. Благодаря запасу разнообразных инструментов и снаряжения, я сделал множество раскопок внутри пространств, окруженных стенами разрушенных сооружений; однако дело шло медленно я не обнаружил ничего значительного. Когда вновь наступила ночь и взошла луна, я почувствовал дуновение прохладного ветра, а вместе с ним возвращение отступившего было страха; и я не решился заночевать в городе. Когда я покидал древние стены, чтобы уснуть вне их пределов, за моей спиной возник небольшой гудящий песчаный вихрь, пронесшийся над серыми камнями, хотя луна была яркой, а пустыня по большей части оставалась спокойной.
Я пробудился на рассвете, вырвавшись из хоровода кошмарных сновидений, в ушах стоял звон, подобный колокольному. Я увидел, как красный край солнца пробивается сквозь последние порывы небольшой песчаной бури, вздымающейся над Безымянным Городом, и отметил про себя безмятежность всего остального ландшафта. Я еще раз отважился побродить среди развалин, которые вздувались под песками, как какой-нибудь сказочный великан под покрывалом, еще раз попытался откопать реликвии забытой расы, и вновь безрезультатно. В полдень я отдохнул, а затем длительное время посвятил исследованию стен, линий бывших улиц и контуров почти исчезнувших зданий. Все говорило о том, что некогда это был могучий город, и я задумался, в чем же состоял источник его величия. В моем воображении возникла полная картина великолепия века столь отдаленного, что о нем не могли знать и халдеи. В моей голове промелькнули таинственные образы: Обреченный Сарнаф, стоявший на земле Мнара, когда человечество было молодо; загадочный Иб, высеченный из серого камня задолго до появления на Земле рода людского.
Неожиданно я наткнулся на место, где залежи породы круто вздымались из песков и образовывали невысокую скалу, и здесь с радостью для себя обнаружил следы существования народа, живщего задолго до Великого Потопа. Грубо высеченные на поверхности скалы формы являлись, несомненно, фасадами нескольких небольших приземистых домов и храмов, вырубленных в скале; я подумал, что интерьер этих зданий наверняка хранит не одну тайну невообразимо далеких столетий, тогда как резные изображения, расположенные снаружи, давным-давно могли стереть песчаные бури.
