Андрей Буровский - Сибирская жуть — 3
Обзор книги Андрей Буровский - Сибирская жуть — 3
Андрей Михайлович Буровский
Сибирская жуть — 3
Сборник рассказов
Материальный мир вообще место очень таинственное.
Архиепископ Антоний СУРОЖСКИЙВВЕДЕНИЕ
Все подвергайте сомнению, но помните — как раз самые невероятные истории вполне могут оказаться совершеннейшей правдой.
Ганс ШОМБУРГКПервая книга, в которой мы пытались говорить о таинственном мире вокруг нас, имела неожиданный успех. Множество людей стали вдруг делиться с нами своими наблюдениями, своим опытом общения с неведомым.
В первой книге я был волей-неволей ограничен только своим личным опытом: ведь люди привыкли считать, что «чего не спохватишься — ничего-то у вас нет». Трудно найти человека, который хоть когда-то не испытал бы близости мира иного, с которым не произошло бы хоть что-то, объяснимое с позиций материализма. Но большинство советских людей — строителей социализма давно и сознательно перестали верить сказкам о боге, о дьяволе и вообще о чем-то, кроме строительства коммунизма.
И когда человек сталкивался с чем-то необычным, он для начала изо всех сил убеждал сам себя, что на самом деле ничего особенного не произошло и всему происшедшему можно дать вполне материалистическое, совершенно практичное объяснение. Чаще всего объяснение постепенно находилось, человек убеждал сам себя и потом порой много лет старался не вспоминать то, что нарушило его покой. А если убедить самого себя не удавалось, человек старался не обсуждать всякие странные происшествия, не выносить их на суд других людей. Ведь все заранее и точно знали, что ничего нет и что если человек рассказывает о призраках или о встающих покойниках — значит, у него галлюцинации. И люди старались не рассказывать ни о чем, обоснованно боясь заслужить репутацию если и не сумасшедших, то в лучшем случае людей со странностями.
А тут, стоило выйти нашей книге, как только люди поняли, что этим занимаются всерьез, — хлынул целый поток писем и устных рассказов. В первую книгу вошли истории, которые случились лично со мной или которые мне рассказывали уже давно. В новую книгу я включил истории, рассказанные мне в разных местах и в разное время и показавшиеся достаточно достоверными.
Разумеется, рассказанное приходилось отбирать, и отбирать довольно жестко. В конце концов я — ученый и, представьте себе, дорожу репутацией среди коллег. Но дело вовсе не в том, что я не хотел бы стать посмешищем, едва войдя в зрелые годы. На мой взгляд, наука выработала прекрасный аппарат для установления истины, и нет никаких серьезных причин, чтобы отказаться от него.
Сегодня к науке и к ученым предъявляются такие претензии, что только диву даешься. И люди в нее идут все сплошь ущербные, компенсирующие учеными степенями нехватку красоты тела и половой потенции. И занимается она делами никому и ни для чего не нужными, непочтенными, а разве что удовлетворением праздного любопытства за общественный счет да изготовлением оружия.
Многие такие обвинения просто удивляют своей откровенной злобностью; настолько, что невольно предполагаешь какую-то личную причину подобной ненависти. Неплохой психолог, Николай Козлов в своей последней книге просто неприлично пристрастен — [1. c. 150], и ведь это только один пример среди множества. Невольно начинаешь подозревать всех этих злобствующих в своего рода «синдроме зеленого винограда». Многие ведь в годы советской власти хотели бы стать учеными, иметь степени и звания, вести соответствующий образ жизни… Вот взяли не всех, и не могу отделаться от мысли, что эти-то, в свое время «не дотянувшие» юноши выросли. Обрели новые возможности и, живя в совсем другую эпоху, по другим правилам жизни, по-прежнему злобствуют, пытаясь задним числом свести счеты с не признавшим их миром науки.
Не обсуждая смешного вопроса, каким образом юридические, исторические, психологические, культурологические, филологические науки умножали запасы оружия, я скромно замечу: именно наука выработала интеллектуальный аппарат, позволяющий отделять истину от выдумки и реально существующее от фантомов человеческого сознания.
Наивно противопоставлять научный подход и веру в то, что стоит за пределами материального мира. Первыми начали вырабатывать научный аппарат именно служители Церкви. Сами принципы рационального познания были выработаны Церковью или, если быть поточнее, первыми Вселенскими соборами.
В конце концов, на чем основывается все учение христианской Церкви и ее миссия в мире? Да на том, что в годы правления императора Тиберия в одной из самых глухих римских провинций произошло НЕЧТО. Сплелся целый клубок событий, которые могут иметь множество самых различных объяснений. Можно было верить или не верить в то, что Бог сошел к людям в своем Сыне; можно было не верить и в самого Бога, а верить в Ашторет, Ваала или золотого тельца Аписа.
И даже поверив в Бога и в его Сына, люди могли распространять самые фантастические слухи о том, что же все-таки произошло. Многие жители Иерусалима и всей Иудеи что-то видели, что-то слышали и как-то это все для себя поняли… Уж как сумели, так и поняли. Можно себе представить, какие фантастические и нелепые слухи ходили вокруг богоявления, если невероятнейшими сплетнями сопровождается вообще каждое значительное событие? Тем более, что во времена Христа фантазия людей не умерялась никаким образованием, даже таким скверным, какое получаем мы сейчас. А происшедшее событие было даже важнее, судьбоноснее для современников, чем свержение Берии Жуковым или распад Советского Союза.
Семь Вселенских соборов IV—VII веков стали рассматривать все эти слухи, мнения, отголоски, рассказы. Соборы постарались привести в систему все, что известно о Христе, и отделить достоверные сведения от явно недостоверных. Изучили более 20 одних только Евангелий, и лишь 4 из них были признаны заслуживающими доверия; эти Евангелия (от Луки, от Марка, от Иоанна и от Матфея) Церковь считает каноническими, то есть удостоверяет своим авторитетом — это истина. Остальные Евангелия названы апокрифическими — то есть за их подлинность и достоверность сообщаемого в них Церковь не может поручиться.
Там, на Соборах, и были заложены принципы того, что мы называем сейчас научным аппаратом и доказательностью. Применяют эти принципы вовсе не одни ученые, но и врачи, и следователи, и агрономы, и писатели. Все, кому надо добираться до истины сквозь нагромождения случайных сведений, а порой и сознательных попыток лгать.
В проверке историй на достоверность я применял этот старый добрый метод: не брать сообщения на веру, а искать подтверждений рассказам. Смотрел, насколько можно доверять информатору; отсекал явно нечестных или явно больных людей. Отсекал свидетельства, откровенно ангажированные политически или коммерчески. Сомневался в рассказах, которые не подтверждались хотя бы одним свидетелем.
