Час ведьмовства - Райс Энн

Энн Райс

Час ведьмовства

1

Доктор проснулся в испуге. Ему вновь приснился тот старый дом в Новом Орлеане. Он видел женщину в кресле-качалке. И мужчину с карими глазами.

Даже сейчас, в своем тихом номере на одном из верхних этажей нью-йоркского отеля, доктор испытывал давнее чувство неопределенности. Он снова говорил с кареглазым мужчиной. О том, что ей следует помочь.

«Нет, это всего лишь сон, и я хочу из него выбраться».

Доктор сел на постели. Ни звука, кроме слабого гудения кондиционера. Тогда почему же в эту ночь в номере «Паркер Меридиен» его голова забита всем этим? Некоторое время доктору не удавалось отделаться от всплывшего в памяти видения – образа старого дома. Перед глазами вновь возникала женщина: ее склоненная голова и бессмысленный взгляд. Он почти слышал жужжание мух за сеткой, натянутой по периметру старой террасы. А кареглазый мужчина говорил, почти не размыкая губ, словно восковая кукла, в которую вдохнули жизнь…

Все! С него хватит!

Доктор встал с кровати и по устланному ковром полу прошлепал босиком к окну с прозрачными белыми занавесками. Он вглядывался в черные, точно сажа, крыши окрестных домов и неяркие неоновые огни, мерцающие на кирпичных стенах. Над унылым бетонным зданием напротив где-то за облаками занимался рассвет. Как хорошо, что здесь нет изнуряющей жары. И доводящего до дурноты запаха роз и гардений.

Постепенно в голове у доктора прояснилось.

Ему вновь вспомнилась встреча с англичанином в баре вестибюля. Так вот с чего все началось! С беседы англичанина с барменом и с упоминания о том, что незнакомец совсем недавно приехал из Нового Орлеана и что это воистину город призраков. В облегающем костюме из полосатой льняной ткани, с золотой цепочкой от часов, свисавшей из кармана жилета, этот весьма любезный господин производил впечатление истинного джентльмена Старого Света. Редко теперь можно встретить человека, обладающего столь отчетливыми мелодичными интонациями голоса, свойственными британскому актеру, и блестящими, неподвластными возрасту голубыми глазами.

– Да, насчет Нового Орлеана вы правы, вы совершенно правы, – обратился к нему тогда доктор. – Я сам видел в Новом Орлеане призрака, причем не так уж и давно.

Потом доктор, будто смутившись, умолк и уставился в стоявший перед ним бокал с бурбоном, в хрустальном донышке которого резко преломлялся свет.

Опять жужжание летних мух, запах лекарства. Такая доза торазина? Нет ли здесь ошибки?

Англичанин проявил вежливое любопытство. Он пригласил доктора вместе пообедать, сказав, что коллекционирует такого рода свидетельства. Какое-то время доктор боролся с искушением. Предложение было заманчивым, к тому же доктору понравился этот человек и он сразу проникся к нему доверием. Да и приятный интерьер наполненного светом вестибюля «Паркер Меридиен», где царила людская суета, представлял собой полную противоположность тому мрачному району Нового Орлеана – старого, унылого, исполненного таинственности города, полыхавшего нескончаемым Карибским зноем.

Но доктор не мог рассказать свою историю.

– Если вы все же передумаете, позвоните мне, – сказал ему англичанин. – Меня зовут Эрон Лайтнер.

Он подал доктору визитную карточку с названием какой-то организации.

– Мы, если можно так выразиться, собираем рассказы о призраках – правдивые, разумеется.

«ТАЛАМАСКА.

Мы бдим.

И мы всегда рядом».

Любопытный девиз.

Ну вот, все встало на свои места. Именно англичанин с его забавной визитной карточкой, где были указаны европейские телефонные номера, заставил его вновь окунуться в воспоминания. Англичанин собирался отправиться на Западное побережье, чтобы увидеться с одним человеком из Калифорнии, который недавно утонул, но был возвращен к жизни. Доктор читал об этом происшествии в нью-йоркских газетах – один из тех случаев, когда в момент клинической смерти человек видит некий свет.

– Видите ли, теперь он утверждает, что обрел экстрасенсорные способности, – сказал англичанин, – и нас это, естественно, заинтересовало. Дотрагиваясь до предметов руками, он якобы видит образы. Мы называем это психометрией.

Доктор был заинтригован. Он сам слышал о нескольких подобных пациентах, жертвах сердечных заболеваний. И если он правильно помнит, вернувшиеся к жизни утверждали, что видели будущее. «Побывавшие на грани смерти» – в последнее время в медицинских журналах попадалось все больше статей об этом феномене.

– Да, – отозвался Лайтнер, – лучшие исследования на эту тему были проведены врачами-кардиологами.

– По-моему, несколько лет назад был даже снят фильм, – припомнил доктор. – О женщине, которая, вернувшись к жизни, обрела дар целительства. На удивление впечатляющая история.

– О, да у вас непредвзятое отношение к этому феномену, – с довольной улыбкой произнес англичанин. – Вы и в самом деле уверены, что не хотите рассказать мне о своем призраке? Я улетаю только завтра, ближе к полудню, и готов выполнить любые ваши условия, лишь бы услышать эту историю!

Нет, только не эту. Ни сейчас, ни когда-либо.

Оставшись один в полутемном гостиничном номере, доктор вновь ощутил страх. Там, в Новом Орлеане, в длинном пыльном зале тикали часы. Он слышал шарканье ног своей пациентки, прогуливавшейся в сопровождении сиделки. До него вновь доносились запахи новоорлеанского дома: раскаленной летней жарой пыли и старого дерева. С ним опять говорил тот мужчина…

До той весны доктору не доводилось бывать в старинных новоорлеанских особняках, построенных еще до Гражданской войны. С фасада дом украшали традиционные белые колонны с каннелюрами, но краска на них давно облупилась. Дом в стиле так называемого греческого ренессанса – длинное городское строение фиолетово-серого цвета – стоял в мрачном, тенистом углу Садового квартала. Два громадных дуба у входа словно сторожили его покой. Выполненный в виде роз узор ажурной железной ограды был едва различим за обильно увивавшими ее плющами: пурпурной вистерией, желтой виргинской «ползучкой» и пламенной темно-красной бугенвиллеей.

Остановившись на мраморных ступенях, доктор любовался дорическими колоннами. Растения, их оплетавшие, источали пьянящий аромат. Сквозь густые ветви солнце с трудом пробивалось к их пыльным стеблям. Под облупившимися карнизами в лабиринтах зеленых блестящих листьев жужжали пчелы. Их не волновало, что здесь слишком темно и влажно.

Доктора будоражил даже сам проход по пустынным улицам. Он медленно шел по щербатым и неровным тротуарам, выложенным кирпичом «в елочку» или серыми плитами. Над головой арками изгибались дубовые ветви. Свет на этих улицах всегда оставался приглушенным, а небо скрывалось за зеленым пологом. Возле самого крупного дерева, подпиравшего своими толстыми жилистыми корнями железную ограду, доктор всегда останавливался, чтобы передохнуть. Ствол этого дерева, занимавшего практически все пространство от тротуара до самого дома, был поистине необъятным, а скрюченные ветви, словно когти, цеплялись за перила балконов и оконные ставни, переплетаясь с цветущим плющом.

И все же царившее здесь запустение тревожило доктора. В кружевных розах ограды соткали свои тонкие замысловатые сети пауки. В некоторых местах железо настолько проржавело, что при малейшем прикосновении рассыпалось в прах. А дерево балконов прогнило насквозь.