Возвращение Джонни Мейплисида (ЛП) - Томас Джонатан

Джонатан Томас

Возвращение Джонни Мейплисида

The Returns of Johnny Mapleseed by Jonathan Thomas

© 2008 by Jonathan Tomas — The Returns of Johnny Mapleseed

© Константин Хотимченко, перевод с англ., 2023

Меня разбудил рев газонокосилки. Конечно, было три часа ночи. Я бы только удивился, если бы часы показывали другое время. Лаура не двигалась с места, в котором она спала, как будто желаемое могло позволить ей вернуться из кошмара бодрствования обратно в страну снов.

Я бросился к окну и крикнул:

— Эй! Прекратите!

Джонни Мейплисид косил дальше, не обращая внимания на ругань и крики. Как всегда, он начал с края двора, по спирали приближаясь к центру. Я знал, что он не дойдет до конца. То, что должно было остановить его навсегда в первый раз, сделает свое дело снова. Однако мне надоело ждать, и я швырнул расческу для волос в старательного, прозрачно-белого Джонни. Она пролетела прямо сквозь него и покатилась по газону.

Тем временем угол его косилки ударился о возвышающийся дуб, который покрывал половину двора. Вместо того чтобы объехать препятствие, он и его призрачная косилка исчезли вместе с навязчивым шумом.

— Тебе стало легче от того, что ты бросил туда мою расческу? — спросила Лаура, голос был мрачным от прерванного сна и липким от сарказма.

— Ну, по крайней мере, это показывает соседям, что мы пытаемся что-то сделать, — пробормотал я.

По обе стороны от нашего дома и на другой стороне улицы наверху гасли огни, как будто шум был их источником энергии.

— У них хватает наглости позволять этому продолжаться каждую ночь в течение недели, — ворчал кто-то неизвестно откуда, не обращаясь ни к кому конкретно, но достаточно громко, чтобы все услышали.

Это был такой район. Вежливое общество интеллигентных людей.

После смерти Джонни Мейплисид совершал нелепые поступки, как и при жизни. За много лет до того, как дядя оставил Лоре свой внушительный дом в стиле георгианского возрождения, девочка вспоминала Джонни, ничуть не отличавшегося ни поведением, ни внешностью. Джонни, напротив, жестко отрицал любые воспоминания о ней.

Никто не знал, как ему удается платить за квартиру в подвале, но слава о его подработке принесла ему прозвище. Он ходил от двери к двери, предлагая выдернуть все саженцы клена, которые теснились под живыми изгородями и в заброшенных укромных уголках. Невысокий, сутулый человек с суровым лицом, он с первого взгляда напоминал мне жука-навозника, и он без устали трудился часами, мстительно ворча и усмехаясь над своими выкорчеванными жертвами. Если высокий экземпляр оказывался слишком глубоко укорененным, он срывал листья и кору, показывал на оставшийся блестящий желтоватый стебель и злорадно говорил: "Самое меньшее, что я могу сделать, это унизить этих чертовых тварей". Он брал деньги за саженец, ведя вслух подсчеты во время работы, а затем раскладывал свой урожай перед клиентом, как кошка, бросающая дохлую мышь к ногам хозяина. Он объявлял количество и стоимость, и если не видел немедленного движения к оплате, то начинал официозный, поштучный пересчет каждого саженца.

Джонни, казалось, следовал какому-то единоличному, частному стандарту профессионализма, презирая окружающий его карьеристский достаток. Никогда не бросая взгляда на недостижимые особняки словно сошедшие со свадебных тортов, которые доминировали в этом районе, Джонни во время обхода не сводил глаз с обочины, и плохо ухоженных газонов. Он умело подбирал своих клиентов из числа среднего достатка и увлеченно рассказывал им о вреде сорняков и пожароопасных сухих листьях. Он произвел на меня впечатление идеального бизнесмена с малой прибылью и быстрой отдачей.

Однажды ветреной ночью много месяцев назад он нашел газонокосилку и сам ее восстановил. Это одновременно произвело революцию в его деловой практике и привело его к ранней смерти. Джонни, должно быть, стал последней жертвой той страшной ледяной бури в феврале прошлого года. Мы не обнаружили никаких повреждений на нашем чудовищном, безусловно, допотопном дубе ни после урагана, ни в последующие месяцы. Но Джонни просто задел ствол своей косилкой, даже не во время первого покоса в этом сезоне, и вниз упала массивная, пушечная ветка. Джонни так и не узнал, что его ударило. Далекие кузены из другого штата увезли тело, а знатоки-древоточцы обвинили во всем волосяную трещину и давнюю внутреннюю гниль старого дерева. Джонни и жил, и умер от гербицидов.

Мы чувствовали себя отчасти виноватыми, хотя и не виновными в нелепой трагедии, но Джонни никогда не давал нам возможности скучать по нему. В ночь после ухода его телесных останков мы были поражены, обнаружив призрачного Джонни и скрежет его призрачной косилки. Звук в отличии от бренного тела, был вполне реальным и уже чертовски достал всю округу.

Я спустился, чтобы найти расческу, и встретил одного соседа, который еще не освоился. Барни, который жил позади нас, держался за широко расставленные планки пикетного забора между нашими дворами, как равнодушный узник. На самом деле он был библиотекарем в университетской библиотеке и, чтобы скрасить работу, упивался самыми непонятными оккультными и мистическими томами в самых глубоких и темных стопках. Для него наше затруднительное положение было желанным трехмерным продолжением его богатой душевной жизни. Он один среди наших соседей открыто признавал то, чего здесь не может быть, даже если это портило всем сон.

— Его бедный дух находится в вечном воспроизведении, — сказал Барни в качестве приветствия. — Он не знает, что мертв, способен только на движения косьбы, действия выполняемые на автомате, по привычке. Ничто не имеет значения, кроме того, что было у него на уме в последние минуты жизни. И если мы не выясним это, то, возможно, никогда от него не избавимся.

Я почувствовал себя так, словно мне позвонил какой-то потенциальный Дэвид Аттенборо из мира духов. Я бросил на него взгляд, наполовину полный надежды, наполовину убийственный.

Он поспешил утешить меня:

— Просто будьте благодарны, что призраки в этой культуре бесплотны и в основном безобидны. Знаете ли вы, например, что в средневековой Норвегии призраки имели телесную форму и ходили по улицам, убивая батраков и скот? Их называли аптргангры. Загробные призраки. Нежить, что бродит по катакомбам. Если бы Джонни был одним из них, он бы, наверное, перебегал через чужие сады и домашних животных и выкачивал бензин из соседских машин, чтобы заправить газонокосилку. Это было бы похоже на "Мастер на все руки из Живых Мертвецов".

— Допускаю, — сказал я, — но что нам делать? Наш священник не хочет проводить экзорцизм и отказывается воспринимать меня всерьез. Он сказал, что призрак потеряет интерес, если мы положим астротурф. А если мы продадим дом, то вместо Джонни меня начнет преследовать совесть. Кроме того, если он будет винить нас в случившемся, он может продолжать преследовать нас из дома в дом.

— Мне кажется, что вы столкнулись с довольно традиционным психическим явлением, несмотря на современный элемент шума, — обнадеживающе сказал Барни. — Три часа ночи были стандартным временем появления призраков на протяжении веков. Более того, Джонни был классическим примером наиболее вероятной личности, которая может стать призраком. Он был одержим, зациклен на мелочах, привязан к рутине и упрям. Независимо от того, станет ли кто-то призраком в результате генетических причуд или приобретенных привычек ума, я бы сказал, что Джонни должен поблагодарить вас за то, что вы помогли ему выполнить свое предназначение. Теперь нет смысла стонать об этом. Мы либо выясним, что его беспокоит, методом проб и ошибок, либо смиримся со звуком газонокосилки по ночам. Или идея с экзорцизмом звучит лучше?